Далекая Звезда

Солнце палило немилосердно, в лиловых, горячечных небесах парил контур раптора — хищной рептилии, способной выжить под открытыми лучами яростного светила.

Раптор высматривал добычу. Обычно поживой хищника становились подобные Доргу существа, похожие на небольших крабов. Своих диких сородичей Дорг откровенно недолюбливал. Он был крупнее и умнее любого животного, по крайней мере из тех, с какими ему приходилось встречаться во время охоты и разведывательных вылазок. Ну ладно, его из прохлады пещер выгоняла необходимость, а им-то что нужно на поверхности? Выползать под палящие лучи только затем, чтобы стать добычей летающего хищника?

Дорг мысленно задавал себе множество вопросов, но редко находил ответы на них.

Чтобы понять окружающий мир, ему не хватало времени. Хорошо сидеть и размышлять в прохладных глубинах пещер на берегу прозрачного, звонкого ручья, несущего свои воды по отлогим каменным уступам, но голод или тонкий призывно-требовательный писк недавно родившихся сородичей не давали ему возможности стать философом, познающим окружающее.

Еда, безопасность, снова еда и редкие здравые мысли по поводу радикального улучшения ситуации — вот, за исключением странных, необъяснимых периодов Зова, все, из чего складывалась его жизнь.

…Раптор опускался все ниже.

Наверное, он заметил Дорга, прячущегося от полуденного зноя в тени скалы, и теперь неторопливо примерялся к добыче, зная, что бежать огромному (по сравнению с дикими родичами), похожему на краба животному просто некуда — вокруг простиралось раскаленное солнцем пространство горного плато без единого видимого укрытия.

Выветренная потрескавшаяся скала, под основанием которой скопились горы щебня, являлась единственным относительно безопасным местом на многие часы пути вокруг.

Наконец раптор решился атаковать, стремительно спикировав, он едва не ухватил Дорга за лапу своим длинным, усеянным зубами клювом, но добыча проявила несвойственную подобным животным резвость и сообразительность — когда в тесную щель в основании скалы внезапно протиснулась узкая и длинная зубастая пасть, Дорг встретил хищника ударом острого каменного осколка.

Озадаченный внезапным отпором раптор отпрянул от расселины, широко распустил кожистые крылья, издав прерывистый клекот, снова попробовал добраться до добычи и опять почувствовал острую боль от удара.

Так повторилось раз десять, пока голодная, но глупая рептилия, с клюва которой обильно сочилась кровь, не убедилась, что добыча недосягаема.

Дорг забился в самую дальнюю, узкую часть расселины, оцарапав хитиновый панцирь, оставив на нем глубокие борозды, как память об очередном происшествии. Возможно, по возвращении в родную пещеру повреждения хитина напомнят ему о смертельных опасностях дальних вылазок и о необходимости увести племя в более просторные и обильные пищей подземелья.

Раптор не улетал.

Голодная рептилия оказалась настырной и еще дважды до наступления вечерней прохлады пыталась при помощи своего длинного клюва выковырять добычу из расселины под скалой, но Дорг оставался настороже, ему было тесно и неудобно, однако две передние конечности оставались свободны, и он по-прежнему мог метать камни, встречая любое поползновение достойным отпором.

Хищник улетел, только когда фиолетовое солнце уже начало клониться к горизонту.

Дорг дождался сумерек и, соблюдая осторожность, выбрался из спасшей его расселины.

Мысли о племени не покидали его. На этот раз они оказались сильны, как никогда, наверное, пережитая опасность помогла ему, мобилизовав скрытый резерв организма: он не только быстро добрался до края плоскогорья, но и умудрился не забыть, о чем думал несколько часов назад.

Пещера, в которой обитало его племя, находилась уже неподалеку, нужно было только спуститься на несколько уступов вниз и проскользнуть в широкую трещину, наискось пересекавшую отвесную базальтовую стену.

Просеменив по знакомому извилистому пути, он вышел в сумеречное прохладное пространство. Пещеру едва освещали роящиеся под самым сводом насекомые; его сородичи — и те, что недавно вернулись с охоты, и те, что оставались тут, — собрались у ручья.

Удобно, — подумал Дорг.

Он мог мыслить, спорить, разговаривать с самим собой, но общаться с соплеменниками приходилось языком жестов и прикосновений.

Дорг все еще помнил о пережитых опасностях, а главное — у него не исчезла решимость увести племя в более благоприятные для проживания места.

Он по очереди подходил к старшим сородичам, прикосновениями и постукиванием по панцирям передавал им свои мысли, те понимали его простой язык и отвечали согласием.