Далекие чужие. Как Великобритания стала современной

Если именно так Великобритания стала современной, то когда и где это произошло? Ключевым моментом книги является предположение о том, что Великобритания стала современной в XVIII веке не в результате Славной революции 1688 года, промышленной революции или Просвещения. Как мы уже видели, существовали предшественники ранней модерности, которые противостояли обществу чужаков и абстрагированию социальных, экономических и политических отношений, но они работали в разных масштабах и редко были устойчивыми. Моя аргументация не предполагает и не нуждается в карикатурном представлении ранней модерности как общества, укорененного только в локальных и личных отношениях, где все друг друга знают. Действительно, часто я возвращаю читателя в конец XVII или начало XVIII века, чтобы проследить процессы изменений, которые сделали Великобританию современной. Тем не менее я настаиваю на том, что, как покажет неустанный поток данных, XIX век (а точнее, десятилетия между 1830 и 1880 годами) стал решающим моментом великой трансформации Великобритании как в качественном, так и в количественном отношении[8]. Есть и те, кто, подобно Вирджинии Вулф[9], достаточно самоуверенны, чтобы определить конкретный момент, когда мир расколется и начнется заново. Историки склонны делать это, используя революции – отсюда и повсеместное использование 1789 года – для обозначения разрыва между ранней и поздней современностью, но большинство признают, что даже эти драматические события являются частью более длительных процессов изменений. Конечно, Великобритания не стала современной за одно десятилетие, не говоря уже о годе или месяце. Масштабы и характер великих преобразований были ощутимы уже в 1830-х годах, но только в 1880-е годы, а затем и в XX веке новые формы социальной, политической и экономической организации стали естественными.

Важное, но не определяющее место Британской империи в этой трансформации, я надеюсь, станет очевидным на последующих страницах этой книги. Разумеется, я не утверждаю, что людям необходима империя, чтобы стать современными. Имперская экспансия Великобритании не сыграла никакой роли в резком и непрерывном увеличении численности ее населения. Тем не менее поток эмигрантов из Великобритании по всей империи значительно увеличил мобильность населения. Увеличение численности людей и крупные размеры колонизированных территорий порождали новые проблемы управления и торговли с далекими незнакомцами. Империя не сделала Великобританию современной, хотя проблемы управления чужаками превратили ее в лабораторию для абстрагирования и внедрения новых форм власти. Хотя иногда они и ввозились в Великобританию из колоний, это не была улица с односторонним движением, движение шло в обе стороны.

В конечном счете меня интересует не столько то, была ли Великобритания первым современным обществом, сколько то, можно ли перенести это понимание современности и применить его в других странах без тех же трудностей, которые испытывали теории модернизации, основывавшие свои изложения на Просвещении, индустриализации или революции. Мой более обобщенный вывод заключается в том, что если модерность и может быть полезной в качестве аналитической категории, то только для того, чтобы охватить единичное состояние – общий исторический процесс, хотя и с альтернативными траекториями и повторениями. Меньше думайте о множестве притоков, ведущих к реке, которая неумолимо течет к морю, и больше – о скоростной автостраде, по которой машины движутся в обоих направлениях. Никогда нельзя быть полностью уверенным, откуда приехала машина или на какой съезд она выедет.

Глава 2 Общество чужаков

В 1759 году в «Теории нравственных чувств» Адама Смита прозвучала мысль о том, что, поскольку формирующееся торговое общество порождало все большее количество сделок между незнакомыми людьми, это должно было повысить нравственность населения. Поскольку в присутствии родных и друзей мы ведем себя плохо чаще, чем в обществе незнакомых людей, Смит утверждал, что старый мир, построенный на интимных локальных и личных отношениях, не может обеспечить такую же дисциплину, сдержанность и моральную чистоту, как взаимодействие с незнакомцами. Признавая, что растущая мобильность и сложность коммерческого общения разрушают эмоциональные связи между людьми и сообществами, он надеялся, что собственный интерес (наше желание быть в глазах незнакомцев такими, какими мы хотели бы видеть себя) станет более эффективным источником морального осуждения. Новое коммерческое общество незнакомцев, которое Смит представил себе в 1759 году, было исключением, а не правилом; оно существовало лишь в ограниченном числе мест и форм торговли, как это было с горечью отмечено в «Богатстве народов» почти 20 лет спустя.