Далекие годы

Лирники почти никогда не пели. Они говорили певучим речитативом свои думки, "псальмы" и песни. Потом замолкали, долго слушали, как жужжит-затихает лира, и, глядя перед собой незрячими глазами, просили милостыню.

Просили они ее совсем не так, как обыкновенные нищие. Я помню одного лирника в городе Черкассах. "Киньте грошик,- говорил он,- слепцу и хлопчику, потому что без того хлопчика слепец заплутается и не найдет дорогу после своей кончины в божий рай".

Я не помню ни одного базара, где бы не было лирника. Он сидел, прислонившись к пыльному тополю. Вокруг него теснились и вздыхали жалостливые бабы, бросали в деревянную миску позеленевшие медяки.

Представление о лирниках навсегда связалось у меня с памятью об украинских базарах - ранних базарах, когда роса еще блестит на траве, холодные тени лежат поперек пыльных дорог и синеватый дым струится над землей, уже освещенной солнцем.

Запотевшие кувшины - глечики - с ледяным молоком, мокрые бархатцы в ведрах с водой, гречишный мед в макитрах, горячие ватрушки с изюмом, решета с вишнями, запах тарани, ленивый церковный перезвон, стремительные перебранки баб-"цокотух", кружевные зонтики молодых провинциальных щеголих и внезапный гром медного котла - его тащил на плечах какой-нибудь румын с дикими глазами. Все "дядьки" считали своей обязанностью постучать по котлу кнутовищем, попробовать, хороша ли румынская медь.

Историю лирника Остапа я знал почти наизусть.

- Случилось то в селе Замошье, под городом Васильковом,- рассказывал дед.- Остап был в том селе ковалем. Кузня его стояла на выезде под черными-пречерными вербами по-над самой рекой. Не знал Остап неудачи ковал коней, гвозди, ковал оси для чумацких возов.

Как-то к летнему вечеру раздувал Остап угли в кузне, а на дворе прошла в тот час гроза, раскидала по лужам листья, повалила трухлявую вербу. Раздувал Остап угли и вдруг слышит - топают ногами горячие кони, останавливаются около кузни. И чей-то голос - женский, молодой- зовет коваля.

Вышел Остап и замер: у самых дверей кузни пляшет черный конь, а на нем женщина небесной красоты, в длинном бархатном платье, с хлыстом, с вуалькой. Глаза ее смеются из-под вуальки. И зубы смеются. А бархат на платье мягкий, синий, и блыскавятся на нем капли - падают после дождя с черных верб на ту женщину. И рядом с ней на другом коне - молодой офицер. В ту пору в Василькове стоял полк улан.

"Коваль, голубчик,- говорит женщина,- подкуй мне коня, потеряла подкову. Очень скользкая дорога после грозы".

Женщина сошла с седла, села на колоду, а Остап начал ковать коня. Кует и все поглядывает на женщину, а она вдруг сделалась такая смутная, откинула вуаль и тоже смотрит на Остапа.

"Не встречал я вас до сей поры,- говорит ей Остап.- Не из наших вы, мабуть, мест?"

"Я из Петербурга,- отвечает женщина.- Очень хорошо ты куешь".

"Что подковы! - говорит ей тихо Остап.- Пустое дело! Я для вас могу сковать из железа такую вещь, что нету ее ни у одной царицы на свете".

"Какую же это вещь?" - спрашивает женщина.

"Что хотите. Вот, к примеру, я могу сковать самую тонкую розу с листьями и шипами".

"Хорошо!- так же тихо отвечает женщина.-Спасибо, коваль. Я за ней через неделю приеду".

Остап помог ей сесть в седло. Она додала ему руку в перчатке, чтобы опереться, и Остап не удержался - жарко прильнул к той руке. Но не успела она отдернуть руку, как офицер ударил Остапа наотмашь хлыстом поперек лица и крикнул: "Знай свое место, мужик!"

Кони взвились, поскакали. Остап схватил молот, чтобы кинуть в того офицера. Но не сдюжил. Ничего не видит кругом, кровь по лицу льется. Повредил ему офицер один глаз.

Однако перемогся Остап, шесть дней работал и сковал розу. Смотрели ее разные люди, говорили, что такой работы не было, должно быть, даже в итальянской земле.

А на седьмой день ночью кто-то тихо подъехал к кузне, сошел с коня, привязал его к пряслу.

Остап боялся выйти, показать свое лицо,- закрыл руками глаза и ждал.

И слышит легкие шаги и дыхание, и чьи-то теплые руки обнимают его, и падает ему на плечо одна-единственная ее слеза.

"Знаю, все знаю,- говорит женщина,- Сердце у меня изболелось за эти дни.. Прости, Остап. Из-за меня случилась твоя великая беда. Я прогнала его, моего жениха, и уезжаю теперь в Петербург".

"Зачем?" - спрашивает Остап тихо.

"Милый мой, сердце мое,- говорит женщина,- все равно не дадут нам люди счастья".

"Ваша воля,- отвечает Остап.- Я простой человек, коваль. Мне о вас думать - и то радость".

Взяла женщина розу, поцеловала Остапа и уехала шагом. А Остап вышел на порог, глядел ей вслед, слушал. Два раза останавливала женщина коня. Два раза хотела вернуться. Но не вернулась. Звезды играли над ярами, падали в степь, будто само небо плакало над их любовью. Так-то, хлопчик!

В этом месте дед всегда замолкал. Я сидел, боясь пошевелиться. Потом я спрашивал шепотом:

- Так они и не виделись больше?