Далекие Королевства

Перед закрытыми на засов и замок дверями не было видно охраны, тем не менее при нашем приближении они широко распахнулись. Вот мы и добрались до самого дна. Камни стен заросли плесенью. Выложены они были так плотно друг к другу, что не замечалось и щелочки. Железные двери и держатели факелов поржавели, а деревянная обшивка дверей, грубого стола и двух стульев потемнела от времени. Мы оказались в большой камере. Внутри находились скелеты, одни висели на ржавых цепях, а другие осыпались в кучу на том месте, где умерли эти люди. Казалось, никто не обращал внимания на кости, за исключением меня и Яноша. Но это было еще не тупиковое помещение. В свете факелов я увидел в полу намертво укрепленную круглую металлическую плитку с отверстием посередине шириной около фута. Когда мы пролезли через него вслед за охранником, снизу послышалось какое-то хихиканье, прерываемое крысиным визгом.

Теперь мы оказались в коридоре с округлым сводом. С одной стороны я увидел открытую дверцу размером не более духовки пекаря. Это был вход в помещение, напоминавшее скорее гроб, чем камеру. В одной стене была вырезана каменная скамейка. У заключенного здесь не было пространства, чтобы он мог встать или вытянуться во весь рост. По стене расплывалось какое-то пятно, словно кто-то выплеснул из ведра красную краску и оставил ее засохнуть. Один из охранников увидел, что я рассматриваю это пятно. Он похлопал дубинкой по ладони и улыбнулся какому-то своему очень приятному воспоминанию. Мне дали заглянуть и в соседнюю комнату. Здесь располагалось караульное помещение. Судя по всему, охранникам позволено было обращаться с заключенными по собственному усмотрению. Я отвел взгляд.

Коридор упирался в большое полукруглое помещение. Оно не отделялось от коридора стеной, но имело две огромные железные створки ворот, сейчас широко распахнутых. Причина такой открытости была понятна – заключенные в остальных камерах через зарешеченные двери должны были видеть, что ожидает их в пыточной камере, а это оказалась именно она. Возможно, это была та самая камера, в которую мне удалось заглянуть, когда сработало одно из противозаклинаний Яноша. Тогда там на дыбе белело женское тело, а рядом, на раскаленных углях, разогревались прутья и щипцы. Рот ее был открыт, и, может быть, она кричала, но звуков я не слышал. Либо так действовало заклинание, чтобы вопли заключенных не раздражали палачей, либо женщина уже просто не могла кричать. Еще я заметил, прежде чем заставил себя отвести взгляд, с полдюжины обреченных на пытку заключенных, следователей в черных одеяниях и орудия пыток, которыми были увешаны стены с пола до потолка.

Офицер махнул рукой, и открылась дверь. С нас сняли кандалы и швырнули в большую камеру.

– Поглядывайте в пыточную камеру, – посоветовал офицер. – И не думайте, что о вас забудут.

Его подчиненные сочли шутку удачной. Они вышли из камеры и заперли ее. В ней царил полумрак, свет падал из коридора, да в дальнем конце горел факел. Обессиленный, я опустился на кучу грязной, давным-давно брошенной здесь и промокшей соломы.

– Амальрик, встань! – резко окликнул Янош.

Я выпрямился и увидел наших новых соседей-заключенных. Их в камере было человек пятьдесят. Большинство из них стояли или лежали в полной апатии, не обращая ни малейшего внимания на вновь прибывших. Но не все. На нас стали надвигаться несколько человек. В общей вони казалось, что от них исходил какой-то особый запах агрессии. Их глаза горели, как у волков, собирающихся наброситься на жертву, хотя лично мне наблюдать такой сцены не доводилось.

Один из них, повыше остальных, выдвинулся вперед.

– Мы заберем вашу одежду, – сказал он голосом совершенно бесцветным, в котором даже не ощущалось угрозы. – А затем хорошие мальчики будут прислуживать тому, кому мы скажем.