Далекие Шатры

Сита не закончила фразы, но Аш внимательно посмотрел на нее и впервые заметил с легким испугом, что в последнее время мать сильно похудела, а серебряных волос у нее, прибавлявшихся с каждым годом, уже стало больше, чем темных, и теперь она скорее седая, нежели черноволосая. Она выглядела усталой, и Аш задался вопросом, не заставляют ли ее слишком много работать в отведенном Каири крыле дворца. Он должен поговорить с Каири, объяснить, что его маму нельзя расстраивать или обременять непосильным трудом. Однако в данный момент именно он расстраивал ее, и, осознав это, Аш крепко обнял Ситу в неожиданном приступе раскаяния и сказал, что, конечно, они останутся, он просто пошутил и, покуда она здесь счастлива, они не покинут Хава-Махал.

Аш никогда больше не заводил разговора на эту тему и впоследствии всегда делал вид, будто при дворе ювраджа все в порядке. Он изо всех сил старался не показывать матери, что недоволен или несчастен. Каири, которую он строго отчитал за недостаточно уважительное отношение к Сите, горячо заверила мальчика, что ее обязанности вовсе не тяжелы.

– Думаю, она устает, потому что старая, – осмелилась предположить Каири после минутного раздумья. – Старые женщины всегда устают, ты же знаешь. Данмайя постоянно жалуется на усталость.

Но мама вовсе не старая, подумал Аш, совсем не такая, как сморщенная, седовласая Данмайя. И он снова почувствовал страх. Именно под влиянием страха он заговорил с Каири грубо и сказал, что она глупая, безмозглая и ничего не понимает и что он сам не знает, зачем тратит время на разговоры с ней или почему позволяет, чтобы она бегала за ним, точно бездомный котенок, не давая ему ни минуты покоя. «Мяу! Мяу! Девчонки!» – с чисто мужским презрением произнес Аш и зло добавил, что, к его счастью, у него нет сестер. Каири горько расплакалась и не успокоилась, пока он не разрешил повязать себе на запястье шелковый шнурок, став таким образом ее «браслетным братом» в согласии с древним обычаем, позволяющим женщине подарить или отослать браслет любому мужчине, который, приняв дар, впоследствии обязан всегда приходить к ней на помощь по первому зову, как к настоящей сестре.

Но хотя упорное обожание Каири зачастую досаждало Ашу, в конце концов он искренне полюбил маленькую девочку и проникся к ней чувством собственности, какого не испытывал со времени смерти Туку. В качестве преданного ручного существа Каири устраивала мальчика даже больше, чем Туку, ведь она умела разговаривать. Как и Туку, малышка любила его, повсюду ходила за ним и зависела от него, и со временем она заняла в сердце Аша пустое место, прежде принадлежавшее маленькому мангусту. Было приятно сознавать, что наконец-то у него есть живое существо, которое можно ласкать и защищать без всякого опасения, что Лалджи или кто другой причинит ему вред. Но из осторожности он велел Каири не проявлять слишком открыто своих нежных чувств к нему.

– Я всего лишь слуга твоего брата, а потому Лалджи и остальным это может не понравиться, – объяснил он.

Несмотря на свой малый возраст, Каири все поняла и впоследствии редко заговаривала с Ашем при посторонних – только когда они находились наедине или с Ситой. Они придумали способ общаться друг с другом через разговоры, происходящие у них с третьими лицами, и вскоре научились извлекать подлинный смысл из ничего не значащих с виду фраз, обращенных к Лалджи, к одному из придворных или же, чаще всего, к попугаю либо ручной мартышке. Они оба находили удовольствие в такой игре и вскоре настолько в ней наловчились, что никто, кроме Хиралала, от чьего внимания ничего не ускользало, ни разу не заподозрил, что болтовня маленькой девочки и редкие брошенные вскользь замечания мальчика имеют двойной смысл. Таким образом они часто открыто договаривались о встрече в определенные часы дня и в определенных местах, для каждого из которых придумали кодовое название: либо во дворике Ситы, либо на балконе Павлиньей башни, где они кормили птиц и белок, обсуждали последние события во дворце или сидели в приятном молчании, задумчиво глядя на далекие снежные вершины.

В тот год Аш лишился одного из своих немногочисленных друзей. Осенью Зарин покинул Хава-Махал, чтобы присоединиться к своим старшим братьям, служившим соварами в Корпусе разведчиков.

– Зарин – прирожденный наездник, и я научил его всему, что знаю сам об искусстве стрельбы и владения мечом, – сказал Кода Дад. – Настало время ему самому пробивать себе дорогу в жизни. Война – мужское дело, а на границе всегда идут бои.

Кода Дад позаботился о том, чтобы сыну выдали лучшего коня во всем Гулкоте. Поступить в Корпус разведчиков стремились многие, но принимали туда только самых искусных наездников и самых метких стрелков из длинного списка претендентов. Ни Аш, ни Зарин ни минуты не сомневались в успехе, и Зарин уехал прочь, уверенный в своих силах, на прощание пообещав Ашу вернуться в первый же свой отпуск.