Далекие Шатры

– Да. – Голос мальчика прозвучал еле слышно, и он зябко поежился, почувствовав, что земля уплывает у него из-под ног. – Бедный Лалджи!

– Поистине бедный, – спокойно согласился Кода Дад. – Разве я не говорил тебе много раз, что у высокопоставленных особ жизнь не всегда легка и безмятежна?

– Да, но в последнее время он так сильно переменился к лучшему. Он стал гораздо счастливее – и добрее тоже. Со всеми, не только со мной. Но теперь вдруг я оказался единственным, кого он постоянно бранит и наказывает, причем всегда за то, чего я не делал. Это несправедливо, Кода Дад! Это несправедливо!

– Чушь! Это слова малого ребенка, – проворчал Кода Дад. – Люди всегда несправедливы – и молодые, и старые. Тебе уже давно пора понять это, сынок. А что говорит Хиралал?

Но Хиралал просто подергал свою серьгу и сказал:

– Я же предупреждал: быть беде.

А поскольку он не пожелал ничего добавить к данному замечанию, оно не особо помогло делу.

Спустя несколько дней Лалджи обвинил Аша в порче своего любимого лука, сломавшегося во время стрельбы по мишени. Мальчик заявил, что не притрагивался к нему, но Лалджи не поверил и велел крепко вздуть его. Именно после этого Аш попросил у ювраджа разрешения оставить службу и покинуть Хава-Махал. На свою просьбу он получил отказ и вдобавок был поставлен в известность, что он не только остается на службе, но и отныне не имеет права покидать крепость ни при каких обстоятельствах. Иными словами, ему запрещалось сопровождать Лалджи и раджу во время выездов на соколиную охоту на равнины или в предгорья и выходить в город с Кодой Дадом или любым другим человеком. Хава-Махал наконец превратился в ту самую тюрьму, которой представился Ашу, когда он впервые вошел во дворец: ворота закрылись за ним, и пути к бегству не было.

С наступлением холодов Сита простудилась и начала покашливать сухим кашлем. В этом не было ничего необычного: она и прежде частенько простужалась. Но на сей раз она никак не могла оправиться, хотя отказалась обратиться за советом к хакиму и заверила Аша, что хворь пустяковая и пройдет, как только свежие зимние ветры прогонят влажную жару затянувшегося сезона дождей. Однако жара на плато уже спала, и дувший с гор прохладный ветер приносил слабый запах сосновой хвои и снега.

Из Мардана пришли вести от Зарина, но вести плохие. Разведчики вступили в сражение с одним из пограничных племен, и его брат Афзал, средний сын Коды Дада, пал в бою. «Такова воля Аллаха, – сказал Кода Дад. – Написанного в Книге Судеб не изменить. Но он был самым любимым у матери».

Это была печальная осень для Аша, и она была бы еще печальнее, если бы не стойкая поддержка маленького, но преданного союзника – Каири-Баи. Ни порицания, ни прямые запреты не оказывали никакого действия на Каири. Она ускользала от своих служанок с легкостью, приобретенной за годы практики, и каждый день тайком прибегала к Ашу на балкон Павлиньей башни, очень часто принося с собой фрукты или сласти, либо утаенные из своей собственной порции, либо украденные у Лалджи.

Лежа там и глядя на белые пики Дур-Хаймы, двое детей придумывали бесчисленные планы побега Ашока из дворца – или, вернее, Аш выдвигал разные варианты, а Каири слушала. Но все планы обсуждались не всерьез, поскольку оба понимали, что Аш не оставит свою мать, слабевшую с каждым днем. Сита, всегда такая деятельная и энергичная, теперь часто устало сидела в своем дворике, прислонившись спиной к стволу сосны и уронив вялые руки на колени, и дети по взаимной договоренности старались не упоминать при ней о неприятностях Аша. А неприятностей у него было много, и не последней из них являлась уверенность, что кто-то снова предпринимает попытки убить наследника престола.

Три года – немалый срок для ребенка, и Аш уже почти забыл давнюю историю с отравленными пирожными в беседке Лалджи, когда внезапно похожий эпизод пробудил в нем неприятные воспоминания.

Однажды они обнаружили коробку халвы с орехами, любимого лакомства Лалджи, на мраморной скамье в беседке у пруда, и юврадж сразу схватил халву, предположив, что она оставлена здесь одним из слуг. Но в следующий миг в памяти Аша, словно высвеченное яркой вспышкой, возникло отвратительное видение трех жирных карпов, плавающих вверх брюхом среди кувшинок, и он прыгнул вперед и вырвал коробку из руки ювраджа.