Далекие Шатры

Сей эпизод положил конец всем дальнейшим попыткам привлечь Аша, уговорами или силой, к участию в сугубо светской жизни гарнизона. С тех пор он был предоставлен самому себе и получил возможность распоряжаться досугом, как душе угодно, что весьма его устраивало. Значительную часть свободного времени он посвящал учебе, а почти все остальное время исследовал окрестности города, изобилующие следами великого прошлого, ныне заросшими травой и почти забытыми: руинами древних гробниц, храмов и водохранилищ, сооруженных из камня, добытого в горах за много миль к северу оттуда.

Крупный полуостров Гуджарат, по большей части занятый плоскими равнинами, не представлял особого интереса для любителя живописных пейзажей. Из-за обильных дождей земля здесь была плодородная, сплошь покрытая пышной растительностью: тучными хлебными полями, банановыми, манговыми, апельсиновыми и лимонными рощами, пальмами и хлопком. Эта местность разительно отличалась от Раджпутаны, памятной Ашу, однако низкая горная гряда на северо-востоке обозначала границу земли царей, а за ней – всего в ста с небольшим милях по прямой – находился Бхитхор. Бхитхор и Джали…

Аш старался не думать об этом, но не думать об этом было трудно в течение томительно долгих, дышащих жаром летних месяцев, когда к работе приходилось приступать с первыми проблесками зари, чтобы закончить дела прежде, чем температура воздуха достигнет дневного максимума, при котором практически невозможно заниматься любыми видами физической и умственной деятельности и приходится проводить все время от полудня до раннего вечера в комнатах с закрытыми ставнями, защищающими от невыносимого зноя и ослепительного солнечного света, не имея чем заняться, кроме как сидеть сложа руки – или спать при возможности.

Большинству горожан и всем европейцам, похоже, не составляло труда делать одно или другое, но для Аша эти жаркие свободные часы были самой ужасной частью дня. Слишком много времени – эоны времени, – чтобы думать, вспоминать и сожалеть. Дабы убить двух зайцев одним выстрелом, он прилежно изучал гуджарати и овладел языком поразительно быстро, изумив своего мунши и снискав восхищение соваров… но он по-прежнему не мог удержаться от ненужных мыслей.

Казалось бы, он уже должен был привыкнуть к такому положению, ибо мучился подобным образом более года. Но почему-то Ашу было легче мириться с этой необратимой ситуацией, когда его отделяли от Джали многие сотни миль и ничто вокруг не напоминало о ней. Кроме того, в Равалпинди, даже после отъезда Уолли, оставались своего рода болеутоляющие средства: пять-шесть добрых товарищей, любимые лошади, редкие выходные в Мари, откуда он видел снега Кашмира… Даже вражда с Кримпли и его другом Райксом имела свои плюсы. По крайней мере, она отвлекала от тягостных мыслей, и почти незаметно для него боль утраты начала постепенно стихать, гложущее чувство тревоги стало понемногу ослабевать, и в конце концов наступило время, когда иногда целыми днями он вообще не думал о Джали.

Но здесь, в Ахмадабаде, все переменилось, и порой Аш задавался вопросом, влияет ли на мысль расстояние, измеренное в милях. Не потому ли, что теперь он находится ближе к Джали в буквальном смысле, воспоминания о ней снова ожили в памяти и неотступно его преследуют? Отсюда до Бхитхора всего три дня пути… от силы четыре… Если он выедет прямо сейчас… «Вы меня не слушаете, сахиб! – укоризненно говорил мунши. – Прочитайте это предложение еще раз и помните, что я говорил вам насчет временно́й формы глагола».

Аш с трудом отвлекался от мыслей о прошлом и сосредоточивался на настоящем, а после урока искал себе еще какое-нибудь дело, какое угодно, лишь бы занять ум до времени, когда дневная жара спадет и он сможет отправиться на конную прогулку. Но в октябре жара пошла на убыль, и Аш несколько воспрянул духом. Холодный сезон был периодом напряженной активности армейской жизни, и теперь, словно с целью наверстать упущенное за несколько месяцев вынужденной праздности и апатии, тренировочные походы, маневры и военные учения следовали один за другим, а все свободное время посвящалось таким видам активного отдыха, как скачки, поло и прочие спортивные игры.

Что самое главное, Аш приобрел две вещи, которые успешнее всего остального отвлекли его от личных проблем и стали компенсацией за изгнание с границы и из Корпуса разведчиков: друга по имени Сарджеван Десаи, сына местного землевладельца, и коня по кличке Дагобаз.

Сарджеван (для близких друзей просто Сарджи) был внучатым племянником рисалдар-майора – свирепого и мудрого седовласого воина, ставшего живой легендой Роуперовской конницы, поскольку прослужил в ней около сорока лет, с первых дней формирования части, поступив в нее пятнадцатилетним мальчишкой во времена, когда Гуджаратом правила Ост-Индская компания.