Далекие Шатры

Первый год был самым тяжелым. Хотя Анджали не надеялась на счастье в новой жизни, она совершенно не ожидала, что Шушила восстанет против нее. Она пыталась убедить себя, что это явление временное и, когда первый пыл страсти к мужу угаснет, Шу-Шу непременно увидит, что ее обожаемый кумир – всего лишь немолодой развратник, погрязший в пороке и способный на поступки, которые сочли бы неприемлемыми даже закоренелые преступники, если бы их совершала не столь высокопоставленная особа.

Но Анджали никогда по-настоящему не понимала Шушилу. Она никогда не анализировала поведение сестры, а просто любила ее с того самого дня, когда впервые взяла на руки плачущую малышку, которую поручили ее опеке, поскольку родная мать питала к нежеланной дочери отвращение и не желала ею заниматься. Для Анджали любовь не была чем-то таким, что можно дать на время, а потом отнять или предлагать в надежде на награду. Это был дар – часть сердца, отданная по доброй воле и предполагавшая безусловную преданность, потому что любовь и преданность нераздельны.

Анджали всегда хорошо видела недостатки Шушилы, но бо́льшую их часть приписывала вредному влиянию глупых и льстивых обитательниц зенаны, а остальные – нервному характеру и слабому здоровью девочки, а потому не винила Шу-Шу и не понимала, что в ней таятся семена зла, способные однажды дать пышные всходы.

Безумная страсть, столь неожиданно разбуженная раджой в юной жене, стала питательной средой для этих семян: они проросли и пустили побеги, которые разрослись со страшной скоростью, за ночь превратившись в чудовищные заросли, как бывает с отдельными видами сорной травы и поганок после первого муссонного ливня. Перед лицом новой и всепоглощающей страсти всякая память о любви, нежности и сочувствии, какие Анджали щедро изливала на свою маленькую сводную сестру в течение многих лет, бесследно исчезла, начисто смытая безобразной приливной волной ревности.

Раджа и все придворные советники, которые прежде поддерживали своего правителя в попытках уклониться от брака с полукровкой, а теперь – вместе с женщинами зенаны, евнухами и дворцовыми слугами – возмущались тем, что ее возвели в звание рани, и завидовали ее влиянию на первую жену, объединились, чтобы унижать и оскорблять ее, и жизнь Анджали стала поистине невыносимой.

Был отдан приказ, запрещавший Каири-Баи впредь покидать свои комнаты или являться в покои первой рани без особого вызова. Упомянутые комнаты представляли собой две крохотные темные каморки без окон, с дверями, выходящими во внутренний дворик площадью менее десяти футов, огражденный высокой стеной. Все драгоценности у нее забрали вместе с большей частью приданого, и взамен блестящих сари из шелка и газа она получила дешевые тряпки, какие носят лишь бедные женщины.

Все средства были хороши в борьбе против бедной девушки, которая отправилась в Бхитхор по требованию Шушилы и единственная вина которой заключалась в том, что она тоже была женой раджи. Анджали следовало прятать от глаз последнего, а ее наружность (малопривлекательную, по всеобщему мнению, но у мужчин порой бывают странные вкусы) надлежало испортить, заморив несчастную голодом и превратив в изможденную старообразную женщину. Ее категорически запрещалось называть рани, а чтобы верная старая Гита и две ее личные служанки из Каридкота не выказывали ей слишком много любви и преданности, их у нее забрали, а взамен приставили к ней Промилу Деви, то самое бездушное существо, которое Аш видел в чатри связанным и с кляпом во рту.

Промила исполняла обязанности скорее тюремщика и шпиона, нежели прислуги, и именно она доложила, что две служанки и дай Гита по-прежнему тайком навещают полукровку и приносят ей дополнительную пищу. Всех троих подвергли жестокой порке, после которой даже верная старая Гита больше не смела приближаться к комнатам Анджали. Потом Шушила забеременела, и какое-то время она столь сильно радовалась и ликовала, что снова превратилась в прежнюю Шу-Шу и вызывала к себе сводную сестру всякий раз, когда чувствовала усталость или недомогание, и держалась так, словно отношения между ними не прерывались. Но это продолжалось недолго…

Через несколько недель у нее случился выкидыш после сильнейшего приступа желудочной колики, вызванного тем, что она объелась манго.

– Она всегда была жадной до манго, – объяснила Анджали. – По приказу отца с равнин каждый год присылали плоды, собранные еще зелеными и уложенные в огромные корзины с соломой, и Шу-Шу никогда не могла дождаться, покуда они дозреют. Потом у нее ужасно болел живот, и она орала, визжала и винила в своем желудочном расстройстве все, что угодно: прогорклое гхи, недоваренный рис, – но только не манго.