Далекие Шатры

Капитан Бэтти тщательно обдумал все доводы, которые готов был привести, и соображения, которые собирался изложить, и был уверен, что учел практически все. Но в ходе своих размышлений он даже не вспомнил о Джали Пелам-Мартин, урожденной Анджали-Баи, принцессе Гулкота, ибо считал сей брак неразумным и отвратительным и не имел ни малейшего желания знакомиться с бывшей вдовой. Однако Аш провел своих гостей через тенистый сад к маленькому двухэтажному павильону, стоящему на прогалине между фруктовыми деревьями, поднялся вместе с ними по короткой лестнице к занавешенной тростниковыми шторами верхней комнате и сказал:

– Джали, это еще один мой друг из полка. Познакомься с моей женой, Уиграм…

И Уиграм обнаружил, что обменивается европейским рукопожатием с девушкой в белом и думает, как недавно думал Уолли (правда, без эмоций, испытанных последним), что она прелестнейшее создание из всех, каких он встречал прежде.

Уиграм увидел, как она перекинулась коротким взглядом с Ашем, и, хотя он никогда не отличался особо богатым воображением, ему показалось, как некогда показалось Кака-джи, будто между ними мгновенно возникли незримые токи, связывающие их столь прочно, что у них не было необходимости прикасаться друг к другу или даже улыбаться, чтобы доказать: два человека порой действительно являются единым целым. Он понял также, что имел в виду Уолли, когда сказал, что рядом с ней спокойно. Но он почему-то не ожидал, что она окажется такой молодой – и такой беззащитной на вид. Это изящное юное создание в белой шулве показалось Уиграму почти ребенком, он смущенно подумал, что его ввело в заблуждение слово «вдова» – вдовы ведь не бывают такими молодыми, – и почувствовал вдруг, как земля уходит у него из-под ног, хотя едва ли сумел бы объяснить, с какой стати. Но факт оставался фактом: одного вида Джали оказалось достаточно, чтобы значительная доля предвзятых мнений бесследно испарилась, и внезапно Уиграм усомнился в своих силах и, как следствие, в разумности предложения, которое собирался сделать.

Не наивно ли предполагать, что Каваньяри, да и все прочие, коли на то пошло, откажутся от своих взглядов и политики единственно на основании информации из неофициальных источников, отличающейся от той информации, которой они располагают? Наверное, он, Уиграм, берет на себя слишком много, самонадеянно воображая, что люди вроде Каваньяри и вице-короля, не говоря уже о «шишках» в Шимле, не отдают себе отчета в своих намерениях и нуждаются в помощи и совете несведущих дилетантов. И все же… До Уиграма вдруг дошло, что Аш обратился к нему с каким-то вопросом, и он что-то ответил, но сразу понял по недоуменно вскинутой черной брови, что ответом невпопад выдал свою невнимательность.

Уиграм покраснел, смущенно извинился и, повернувшись к хозяйке, сказал:

– Прошу меня простить, миссис Пелам. Боюсь, я не слушал. Крайне невежливо с моей стороны, но я надеюсь, вы простите мне мою невоспитанность. Видите ли… я приехал сюда с целью сделать… одно предложение вашему мужу, и я думал о нем, вместо того чтобы слушать.

Анджали серьезно посмотрела на него, а потом кивнула и любезно произнесла:

– Понимаю. Наверное, вы хотели бы поговорить с моим мужем наедине.

– Только если вы позволите.

Она коротко улыбнулась обворожительной улыбкой, поднялась с места и сложила ладони, но потом, вспомнив предупреждение Ашока, что у ангрези так делать не принято, со смехом протянула руку и проговорила на своем старательном английском:

– Доброй ночи, капитан Бэтти.

Уиграм взял ее руку и неожиданно склонился над ней. Этот жест был для него так же непривычен, как для Анджали рукопожатие, и удивил его самого даже больше, чем Аша и Уолли. Но то была непроизвольная дань почтения, а также своеобразное невысказанное извинение за прежние свои мысли о ней. Выпрямившись и посмотрев в прекрасные глаза, находившиеся почти на уровне его собственных, он увидел, что Уолли говорил правду: в них действительно мерцали золотые крапинки, если только то были не отблески дырчатой бронзовой лампы, свисающей с потолка и усеивающей пол, стены и потолок маленького павильона звездами. Но Уиграм не успел толком разглядеть. В следующий миг Анджали отняла руку и, обменявшись рукопожатием с Уолли, повернулась и вышла прочь, а когда она исчезла в густой тени, у него возникло странное впечатление, будто она унесла с собой свет.

Тем не менее Уиграму стало легче после ее ухода, поскольку в ее присутствии разговор начистоту исключался, а у него не было ни времени, ни желания считаться с женской чувствительностью. Когда шаги Анджали замерли на лестнице, Уолли вздохнул, а Аш спросил:

– Ну так что?

– Она очень красива, – медленно проговорил Уиграм. – И очень… молода.

– Двадцать один год, – коротко уточнил Аш. – Но я имел в виду не что ты думаешь о моей жене, а что за предложение ты собирался сделать.

– Давай же, выкладывай, – требовательно произнес Уолли. – Я умираю от любопытства. Что там у тебя на уме?