Далекие Шатры

– Если войскам выплатят жалованье, у вас еще останется шанс отделаться лишь разбитым носом да несколькими синяками. Но если нет – я не поставлю и ломаного гроша на то, что с миссией ничего не случится или что эмир останется у власти.

– Какой ты, право, веселый и жизнерадостный малый, – криво усмехнулся Уолли. – Очевидно, дальше ты мне скажешь, что все муллы в городе призывают правоверных к священной войне?

– Как ни странно, не призывают. Разве что несколько. Здесь в городе есть один пылкий джентльмен из Герата, очень громогласный, и такой же громогласный факир. Но в большинстве своем муллы настроены на удивление мирно и, похоже, всячески стараются разрядить накаленную обстановку. Жаль, эмир у них никудышный. Бедняге, конечно, нельзя не сочувствовать, но он во всем уступает своему отцу, который, видит бог, не представлял собой ничего интересного. Афганцам сейчас нужен сильный правитель: второй Дост Мухаммед.

– Или парень вроде вон того, – предположил Уолли, кивая в сторону гробницы Бабура.

– Тигр? Упаси боже! – с жаром воскликнул Аш. – Если бы он заправлял здесь делами, мы бы в жизни не продвинулись дальше Али-Масджида. Вот о ком тебе стоит написать поэму: «Ода мертвому императору. Hic jacet ecce Barbur, magnus Imperator. Fama semper vivat…[60] Да будет ему земля пухом».

Уолли рассмеялся и сказал, что попробует взяться за Бабура, когда закончит «Деревню Бемару», которая еще требовала отделки. О политической ситуации речи больше не заходило, и разговор перешел на более приятные темы: книги, лошади, общие друзья и перспектива шикара в холодный сезон.

– Помнишь Рождество, что мы провели в Морале? – спросил Уолли. – И вечер, когда мы подстрелили восемь чирков на двоих с одной попытки и семь из них упали в реку, и нам пришлось лезть за ними в воду, потому что наш шикари не умел плавать? А помнишь…

Внезапный сильный порыв ветра с воем пронесся сквозь кусты и поднял облако пыли, от которой Уолли закашлялся. К пыли примешивалось несколько дождевых капель, и он вскочил на ноги со словами:

– Черт! Кажется, дождь начинается. Благодарение небу! Хороший ливень нам на руку, если только он не смоет весь город с грязевым потоком. Ладно, мне надо идти. Пора возвращаться к служебным обязанностям, если я не хочу схлопотать нагоняй от своего уважаемого шефа. Увидимся на следующей неделе. А я тем временем поговорю с Уильямом и подумаю о том, чтобы прекратить спортивные состязания, хотя я подозреваю, ты преувеличиваешь, горе-утешитель ты этакий. Нет, не провожай меня до ворот: там меня ждет Таймас. Салам алейкум!

– И тебе того же, близорукое, ограниченное дитя ирландских болот. И ради бога, впредь не нарывайся на неприятности, разъезжая по окрестностям без охраны.

– «Горяч и безрассуден через меру», – с чувством продекламировал Уолли. – Ладно, прочь отсюда! Ты закоренелый пессимист, и я не знаю, как я вообще тебя терплю. – Он снова рассмеялся и пожал Ашу руку. – Успокойся: я буду осторожен, обещаю. В следующий раз притащу с собой отряд охраны, вооруженный до зубов. Тогда ты будешь доволен?

– Я не буду доволен, пока ты, Келли и остальные наши ребята не вернутся в Мардан, – ответил Аш с усталой улыбкой. – Но пока мне придется удовольствоваться вооруженным отрядом. Смотри же никуда не выезжай без него, невежественный ирландец.

– Даю слово, – весело пообещал Уолли. – Правда, мне и не представится такой возможности, коли твои мрачные прогнозы оправдаются. Ну да ладно. Как сказал бы Гулбаз, все во власти Божьей. Ave, Аш, morituri te salutant![61]

Он вскинул руку в римском приветствии и широким шагом двинулся прочь, распевая «Катлин Маворнин» громким мелодичным голосом, словно ничто на свете его не тревожило.

62

Если не считать нескольких коротких моросящих дождичков, собиравшаяся с полудня гроза разразилась только к закату, и Уолли вернулся в резиденцию лишь слегка забрызганный дождевыми каплями и в превосходном настроении. Но он мигом спустился с небес на землю, когда ему передали приказ немедленно явиться к Каваньяри.

Поскольку приказ был отдан более двух часов назад, Уолли встретил у начальника отнюдь не сердечный прием. Сэр Луи претерпел жестокий удар по самолюбию и до сих пор кипел гневом и винил всех, кто был свидетелем дурного обращения афганских часовых с индусом, но не сообщил о случившемся. В частности, командира эскорта, который по роду своих обязанностей должен был знать об инциденте и немедленно доложить о нем либо самому посланнику, либо секретарю Дженкинсу.

Если молодой Уолтер знал, но промолчал, ей-богу, он выскажет мальчишке все, что думает. А если не знал, тоже плохо. Индийские офицеры обязаны были сообщить своему командиру об оскорбительном обхождении афганцев с индусским джентльменом, который всего лишь пришел засвидетельствовать свое почтение британскому посланнику. Скольких еще людей они не пропустили к нему? Единственный ли это посетитель, прогнанный прочь, или просто последний из многих?