– Потому что они низложат эмира, – ответил шпион Собхат, – и вряд ли возведут на трон его сына. Афганистан не такая страна, чтобы ею управлял ребенок. Значит, остаются братья эмира, у которых нет сторонников и ни один из которых не продержится у власти долго, коли взойдет на престол по воле англичан, да кузен Абдур Рахман, который – хотя он смелый человек и хороший воин – не пользуется доверием афганцев, так как прибегнул к покровительству рус-логов. Посему я с уверенностью предсказываю: пять лет от силы Абдур Рахман будет эмиром Афганистана, а потом этой страной, с которой англичане дважды развязывали войну, опасаясь, по их словам, что ее захватят рус-логи и возникнет угроза британской власти в Индии, – этой страной станет править человек, всем обязанный тем же самым рус-логам и… Ага, я так и думал: часовые покинули пост, чтобы принять участие в грабеже, и нас никто не остановит. – Он торопливо провел Аша через неохраняемые ворота и свернул на пыльную дорогу, что тянулась вдоль стен крепости в сторону дома Накшбанд-хана. – Таким образом, – продолжал шпион, – эта война и кровопролитие окажутся напрасными, ибо у моих соотечественников хорошая память, и ни Абдур Рахман, ни его наследники, ни его подданные, участвовавшие в двух войнах и в бесчисленных пограничных боях с англичанами, не забудут обо всем этом. В дальнейшем они по-прежнему будут считать англичан своими врагами – противником, потерпевшим от них поражение. А рус-логов, с которыми они не воевали и которых не побеждали, они будут считать своими друзьями и союзниками. Я говорил это Каваньяри-сахибу, когда предупреждал, что сейчас не время присылать британскую миссию в Кабул, но он мне не поверил.
– Да, – медленно произнес Аш, – я тоже предупреждал…
– Ха! Так, значит, ты тоже работал на Каваньяри-сахиба? Я так и думал. Он был великим сирдаром и свободно говорил на всех местных наречиях. Но при всей своей хитрости и обширных познаниях он не понимал ни истинных чувств, ни истинных мыслей афганцев, иначе не стал бы так упорно стремиться сюда. Что ж, теперь он мертв, как и все, кого он привез сюда с собой. Это была страшная бойня, и скоро прольется еще больше крови… гораздо больше. Это был черный день для Кабула, ужасный день. Не задерживайся здесь долго, друг мой. Людям вроде нас с тобой оставаться здесь небезопасно. Дойдешь отсюда до дому один? Хорошо. Тогда я с тобой распрощаюсь, у меня еще много дел. Нет-нет, не благодари меня.
Он повернулся и широким шагом двинулся в сторону реки, а Аш пошел дальше один и добрался до дома Накшбанд-хана без происшествий.
Сирдар вернулся получасом раньше: как только прекратилась стрельба, Вали Мухаммед тайно вывел своего друга, переодетого в чужое платье, из Бала-Хиссара. Но Аш не пожелал встретиться с ним.
В тот момент Аш хотел видеть только свою жену, но даже с ней он был не в силах разговаривать о страшных событиях сегодняшнего дня. И к ней он тоже поднялся не сразу, ибо, увидев полные ужаса глаза слуги, открывшего дверь, он ясно понял, что из-за разбитого лица и окровавленной одежды производит впечатление смертельно раненного человека, и, хотя Джали уже наверняка знала, что он был надежно заперт в конторе, а следовательно (по твердому убеждению сирдара), находился в полной безопасности, представать перед ней в таком виде значило бы усугубить безумный страх, терзавший ее весь тот бесконечно долгий трагический день.
Аш послал за Гулбазом, который бо́льшую часть дня провел у двери в комнаты, отведенные Накшбанд-ханом для гостей, чтобы не дать Анджали выбежать из дому и броситься к месту работы сахиба в Бала-Хиссаре – она предприняла такую попытку, как только стало ясно, что резиденция осаждена. В конечном счете здравый смысл восторжествовал, но Гулбаз решил не рисковать и оставался на посту, пока не вернулся сирдар с радостным известием, что он позаботился о безопасности сахиба. Правда, нынешний вид сахиба не подтверждал данное заявление.
Однако Гулбаз не стал задавать никаких вопросов и справился со своим делом так хорошо, что ко времени, когда Аш поднялся к жене, самые явные следы телесных повреждений были устранены или скрыты и он был чисто вымыт. Тем не менее Анджали, которая сидела у окна на низкой скамейке и радостно вскочила, заслышав шаги на лестнице, снова бессильно села при виде его и схватилась руками за горло: ей показалось, что муж стал на тридцать лет старше с тех пор, как покинул дом на рассвете, и вернулся к ней стариком. Он так постарел, так изменился, что трудно узнать…
Она коротко вскрикнула и протянула к нему руки, и Аш подошел, шатаясь как пьяный, рухнул перед ней и, уткнувшись лицом ей в колени, разрыдался.