Далекие твердыни

Потом пропала половина ближней скалы. Пропала гора, загораживавшая долину от моря, и море хлынуло в проем, но волны, одна за одной, пропадали… обнажилось дно. Хараи медленно провел мечом в воздухе, зачарованно наблюдая, как в пасти Солнцеликого исчезает мир. Даже ветер стих, точно устрашился немыслимой мощи.

Отряд пеших островитян внизу в долине пропал с глаз, и там, где они стояли, разверзлась пропасть…

Пепелища домов поселка пропадали одно за другим…

Меж расходящихся скал проглядывала немая бездна, точно Бездна легенд; томительный, сладковатый как гниль ужас перехватывал горло…

— Рэндо!

Хараи вздрогнул и опустил глаза. Покоренный странной властью Солнцеликого, он слышал лишь его неживую жажду, и забыл обо всем, даже о том, ради кого пробудил меч. Маи стоял на коленях у его ног.

— Хватит, — прошептал он, глядя на Рэндо снизу вверх. — Хватит!..

Рэндо смотрел на него задумчиво и удивленно, будто не узнавал.

Маи с трудом встал. Расширенные золотые глаза его лихорадочно блестели, дыхание было хриплым и учащенным. Он крепко обнял Рэндо и, приподнявшись на цыпочки, прижался щекой к его щеке.

— Хватит, — повторял он, едва не касаясь губами его уха. — Не надо больше. Пусть Солнцеликий уснет. Убери его, Рэндо. Убери. Убери…

Когда обе ладони Хараи, пустые, легли ему на спину, Маи обессиленно выдохнул и уткнулся лицом в его плечо.

* * *

Полковник Ундори бледнеет и отступает.

— Солнцеликий, — шепчет он, но вот уже говорит громче, уверенней, думая, что нашел уязвимое место: — Ты намерен обнажить Солнцеликий, Рэндо? Против кого — и ради кого?!

— Не только обнажить, но и пробудить, — меланхолично говорит губернатор. — Я вышвырну тебя из этого мира. Он станет чище.

Заклятия на клинке горят все ярче. Меч по-прежнему выглядит как обычная полоса стали, но силы, окружающие Высокого Харая, становятся подобны горячим вихрям, ураганам, плотным как камень.

На глазах умаляясь, уходя в ничтожество, дрожа, Желтоглазый делает шаг назад.

Еще один.

И еще.

Злой бог может использовать против доброго все оружие коварства и подлости, но добрый бог все равно оказывается сильней. С высоты огромного своего роста Харай смотрит на бывшего друга, и на лице его не страдание, а безразличие и усталость. Крепость любви, много лет господствовавшая над его благородной душой, пала.

— Нет, — говорит Маи. — Рэндо…

— Что?

— Я понял. Остановись, дай сказать.

Ундори быстро овладел собой. Помимо всего прочего, он отважен. В замешательство его привел не страх ужасной смерти, а перемена, случившаяся в Рэндо.

Губернатор опускает меч.

— Я слушаю.

— У меня слишком много незаконченных дел, чтобы умереть, — говорит Маи. — Многие исследования я провожу по просьбе Института медицины. С твоей стороны неразумно было бы поддаться порыву. Поступим так: приказывай, я сделаю все, что потребуешь.

Рэндо прикрывает глаза. Некоторое время он размышляет.

— Хорошо. В память о нашей дружбе, я предупреждаю тебя: пройдет три или четыре недели, и в Кестис Неггеле примут закон, приравнивающий айлльу к людям. Отпусти пленников сейчас. Будет разумно, если ты немного позаботишься об их состоянии и залечишь последствия своих… экспериментов. Иначе ты можешь попасть под суд.

— Ясно.

— Препроводишь айлльу ко мне. Я бы желал, чтобы ты уехал на континент, но оставляю решение тебе. Видеть тебя, впрочем, более не желаю.

Ундори улыбается; так улыбаются маски.

— Позвольте откланяться, господин губернатор.

— Прощайте, полковник.

И Желтоглазый уходит — неторопливым спокойным шагом. Хараи смотрит ему вслед, но во взгляде его нет сожаления, он и не видит Ундори; смертельно усталый, опустошенный, он просто медлит перед тем, как вернуться к делам.

…Ноги точно ватные, руки дрожат. Рэндо запоздало понимает, что до сих пор не стер кровь, и она успела засохнуть. Он ополаскивает руки в бочке с дождевой водой. Переводит глаза на айлльу. Аяри сидит у дверей на подогнутых коленях, глядя в одну точку. Прикоснувшись к его плечу, Рэндо чувствует, что айлльу дрожит. «Он все слышал, — думает Хараи. — Я не исполнил обещание, данное госпоже Интайль». Но слишком многое произошло за последние полчаса, чтобы он мог беспокоиться о чьих бы то ни было чувствах.

— Аяри, — говорит он. — Она будет спать, пока баня не остынет. Потом разбудишь меня. Я еще раз посмотрю ее.

Серебряный демон медленно поднимает лицо.

— Да, Рэндо.

Вечер выдался душный. От сырой земли и листвы поднимался пар, сердце билось болезненно и беспокойно. Рэндо думал несколько часов отдохнуть, но сон не шел к нему, не помогали даже заклятия. Поворочавшись с боку на бок, Хараи с досадой поднялся. Он проведал госпожу Интайль, велел слугам перенести ее в дом, в гостевую спальню, а потом отправился к реке, прихватив с собой початую бутылку черной алензы. Там, на отлогом берегу, он сидел и смотрел бесконечный закат, слушая пение комарья; ни о чем не думал и никого не звал.