Далекие твердыни

— Благословенна моя мать, твоя бабка, раздвинувшая ноги с умом, — сказала полукровка квартеронке, поглаживая кончик острого уха. — Но мы заслуживаем чести, и мы получим ее, когда твой сын и мой внук станет господином Кинай.

Орудием для исполнения их планов должен был стать огромный уаррец, военный комендант Ниттая. Прежде всего его следовало окружить заботой и привязать к дому: средство для этого намеревались применить самое простое. Когда же искушенные наложницы поняли, что их тела не могут произвести на уаррца должного впечатления, то без малейшего колебания послали к нему самого Ллиаллау.

Рэндо несколько покоробило, когда он узнал, что Ллау, который в то время чуть ли не до слез боялся уаррцев, отправила к нему его собственная мать. И еще больше — то, что обе они, мать и бабка, пристальнейшим образом наблюдали за их совокуплением.

Но в ту пору он ничего этого не знал, был взволнован, восхищен, почти влюблен, и Ллиаллау, сам не ожидавший того, получил много больше, чем рассчитывал. Новая власть не только признала его главой дома Кинай, но и сделала богатейшим человеком на Хетендеране.

Приказ командующего резко сократил поступления налогов от землепашцев. Многие знатные семьи, жившие доходами от земель, вынуждены были вести теперь более чем скромную жизнь. Но в приказе ничего не говорилось о мануфактурах и ремесленных цехах. Полковник Хараи, военный комендант, не стал уточнять формулировки.

Почти все мануфактуры в городе принадлежали Кинаям.

Рэндо подумывал порой, что Ллиаллау мог бы совершенно очаровать его и прибрать к рукам. Культура подвластных народов в Кестис Неггеле всегда почиталась предметом ценным и достойным благоговейного изучения. Восточный Архипелаг жадным до знаний уаррцам казался драгоценной библиотекой: странные культы, древние традиции, сложнейшие языки, кристаллизовавшиеся в изысканной поэзии, жутковатые тайны, что были тайнами и для самих островитян… Кинай Ллиаллау некогда стал для Рэндо воплощением сказки Востока — и мог ею остаться.

Если бы не айлльу.

Чудеса, придуманные и созданные людьми, не могли сравниться с чудесами, сотворенными Арсет. Ллиаллау проиграл им — он был просто человек, пусть и на семь восьмых.

Тем не менее, у него, много лет пользовавшегося расположением Хараи, не было ни единой причины становиться врагом губернатора, тем более — покушаться на его жизнь.

«Высокий Харай — вот кто оборонит нас от Желтоглазого!»

…Трубка Рэндо погасла. Он вновь зажег ее.

Он стоял во тьме у своей коляски. Белые кони айлльу били копытами, грызли удила клыкастыми челюстями; сами айлльу, напротив, оставались молчаливы и бесстрастны. Господин Кинай прошел мимо, задев Рэндо шитым рукавом, поднялся на сиденье.

«Они боятся его больше, чем суда. Больше, чем богов, — размышлял губернатор, чувствуя, как где-то вдалеке, точно море, плещется отчаяние. — Это ужасный, животный страх, который заставляет идти против разума. У Ллиаллау нет причин желать моей смерти. Но у него — кровь небесная, какие у него могут быть причины?!»

…Желтоглазый.

Маи Ундори.

* * *

— Они называют его Желтоглазым, — медленно говорит Ирмерит. — Они считают его богом. Злым богом. Его настоящее имя запрещено произносить. Так часто бывает в темных культах.

— Это отвратительно и нелепо, — бросает Рэндо несколько резче, чем собирался. Ему хочется закурить, но Сестра не любит табачного дыма.

Шаги их становятся все медленней; наконец, губернатор и священница останавливаются под сенью огромной ивы. С высокого обрыва ее ветки серебристыми занавесями падают вниз, к воде. Река тихо журчит, в темной воде тянутся лохматые пряди водорослей, у берега плещется рыбья молодь. Прозрачная тень веет прохладой, а над головой, за куполом ветвей, глубокое лазурное небо исполнено света.

— А вы — добрый бог, Рэндо.

— Как давно вы об этом знаете, Сестра? — суховато говорит он.

— О чем? — недоуменно спрашивает священница.

— Об этом глупом культе.

— Рэндо! — Ирмерит изумленно качает головой. — Помилуйте, с тех пор как вы объявили нас хранителями Ллана, это было очевидно.

— Что? — настал черед Рэндо удивляться. — Но при чем здесь Маи?

— Я о вас, Рэндо. Я не сомневалась, что вас сочтут добрым богом, — Ирмерит улыбается. — Как же я перепугалась тогда…

Губернатор отвечает сдержанной улыбкой.

— Я не могла и предположить, что Тайс окажется… таким любезным господином, — продолжает священница. — Кстати, он здесь?

— Они оба со мной. Я велел им ждать у коляски.

Ирмерит смеется.

— Вы всюду берете с собой свиту, Рэндо.

— Я боюсь, — отвечает он и поясняет в ответ на удивленный взгляд, — да не за себя, Ирме. Их опасно предоставлять самим себе. Да, уаррцы внушают им определенное уважение. Но вокруг полно местных жителей. Айлльу привыкли ими помыкать и не ставят их жизни ни во грош.

Ирмерит отводит взгляд, смотрит на реку.

— Я слышала, полковник Ундори вернулся из экспедиции, — говорит она.

— Да. На этот раз затея увенчалась успехом.

Средняя Сестра искоса взглядывает на губернатора: при всем желании в его словах нельзя услыхать радости за друга.

— Он нашел Золотой город?

— Да.

Ирмерит опускает голову.