Далёкий край

Коняев и маньчжур пили вино и беседовали в палатке.

- Добрый парень! - хлопал Андрея по плечу богдоец. - Торгаш!

Орочон Миколка топтался у входа в палатку.

- Миколка-то мой, - вдруг сказал богдоец.

- Миколка-то? Нет, уже этот мой... - возразил Коняев.

- Уступай мне Миколку, - хмуря густые брови, строго молвил богдоец. Тута против нама поговори нельзя.

- Эта земля наша, - вмешался в разговор торгашей Хабаров, показывая на березовый лесок на бугре. - Вот тут наша пашня была. Скоро опять поселимся.

- Тут наша!

- Чего еще скажешь? Если разбираться, так совсем земля не ваша. Тебе башку нойон ссечет, если узнает, что сюда ходишь с русскими торговать.

- Ну, так уступай Миколку, - заговорил Коняев.

- Не могу так.

- Миколка крещеный. Он ясак нашему царю платит, ездит к нам. Ваш царь дозволил им по старинке ясак отдавать на Русь. Видишь, орочоны от века более склонность к нам имеют.

Купцы долго ссорились из-за должника.

- А вот ты сказал, что тут земля ваша... - опять обратился к маньчжуру Маркешка. - А неподалеку был у нас город Албазин. И ручьям и речкам наши названия. И орочоны все креще-ные. Эй, Миколка, как этот ключ по-орочонски?

- Все равно, по-орочонски ли, по-богдойски ли, как ли, - Старый Каменка, одинаково!

- Видал! Издревле прозванье! Понял?

- Нама нету понимай.

- Ну, фамилия ключу русская. Значит, и ключ наш!

- Ты, Миколка, купцам не поддавайся! - сказал Карп. - Живи себе хозяином. С ними, тварями, только свяжись.

- Кому из них платить? - спрашивал орочон.

- Никому не плати, - полушутя сказал Карп. - А с нами пойдешь в тайгу проводничать - вот и будешь с Коняевым в расчете.

- Э-э! Я так не согласен! - закричал Коняев.

- Это мало важности, что ты не согласен, - ответил Карп. - Даром ты с нами потащил-ся? Знаю я тебя, от тебя хлопоты одни.

Охотники накинулись на Коняева. Он уступил неохотно, тая мысль, что все равно со временем долг сдерет.

- Мы собрались на Нюман охотиться, - сказал Михайла орочону, - можешь провести?

- Конечно, могу! Оленей надо... Улус-модонский караул обойти, а там Айгун - и всё. Дальше дорога открыта.

- Миколка, ты русский? - спросил великан Карп.

- Конечно, русский! - с обидой, что в этом еще смеют сомневаться, отвечал орочон.

Он расстегнул ворот и показал нательный крестик.

- Крест таскаем! Один род с русским. Встретился знакомый китаец с улус-модонского караула.

- ЗдорОво, Чжан, - сказал ему мужик.

- ЗдорОво, Карпушка!

- Табак ю?

- Ю! Ю!

- У вас хорошая листовуха. Ну-ка!

- Давай покури, покури...

Китаец и мужик задымили.

- Как нынче мимо вашего караула пройти? - подсел к ним Маркешка.

- Смотри, когда поедешь. Нынче наша начальник сам рекой ходит. Сам дань берет. Тебя встретит - в тюрьма тащит. Наша маленько помогает тебе, говорил китаец, - тогда ничего!

* * *

Маленьким, сухощавым орочонам синеглазый великан Карп был в диковину. С любопыт-ством обступили они Бердышова, осматривали его одежду, лицо, огромные руки.

- Настоящий лоча! - говорили они.

Орочоны толпами шли к Карпу, обнимали и целовали его в щеки, приглашали к себе на "говорку".

Коняев, торгуясь, кричал, хлопал об полы, тянул богдоев к себе. А Карп, окруженный орочонами, целыми днями беседовал тихо и мирно про охоту, оружие, про меха, оленей и собак.

- Ты что им проповедуешь? - спрашивал Mapкешка. - Колдуешь, что ли? Пошто к тебе льнут?

- Отцу от них отбоя нет, - смеялся Михайла.

- Если бы так ко мне липли, я всю бы ярмарку обобрал, - замечал Коняев. - А ты смирёный. Эх!

- Я гляжу, уж тут до того доторговались, - тонко пропищал Маркешка, что не купцы у охотников, а охотники у купцов соболей скупают, а то им ясака платить нечем. Дотрясли их. У вас, у купцов, что у шилкинских, что у маньчжурских, одинаково - побрякушки, барахло. А я привезу орочону ружье, ножик ли... ему на всю жизнь.

- Ах ты, чубук от старой трубки? - усмехнулся в рыжеватые усы широколицый Михайла. Усы у него редкие, короткие и только по углам пущены, как у маньчжура. Михайла время от времени покусывает их. - А про кринолины забыл?

Маркешка зло глянул на шутника.

- У нас в Нерчинске у инженеров барыни богатые, - говорил Михайла дяде Кузьме, а сам косился на Маркешку. - А забайкальские бабы у них перехватили. Мода прозывается, не юбка, а соборный колокол. Маркешка всю бы жизнь звонарил... Ну не лезь... - отмахнулся мужик, видя, что Маркешка хочет схватить его за усы.

- В последний раз на Амур схожу... - говорил Маркешка. - Доберусь до Зеи, пособолюю - и обратно... Нынче мне должна быть удача...

Хабаров много раз зарекался ходить в тайгу на всю зиму. Но, как страстный охотник, он не сдерживал зарока.

Наутро пришел орочон с оленями. Охотники укладывались в палатке, около маленькой железной печки. Шум, звон оленьих боталов, лай собак, многоголосый говор толпы доносились снаружи.

Миколка завертывал ноги пучками сухой травы и натягивал на них новые, сухие узы.