Далекий светлый терем

Соседи уже разбрелись, я хозяйничал на кухне свободно, хотя с чужими соседями отношения, как я уже говорил, всегда распрекрасные, а вот у Володи здесь натянуто, что и хорошо: для творческого стимула: писатель должен голодать и жить в коммуналке, а у меня, на беду, изолированная, двадцать метров, паркет, кирпичные стены, две лоджии, кухня - десять мэ, потолки - три восемьдесят, да в довершение несчастья еще и на «Баррикадной».

Когда я вернулся, он нависал в той же позе над машинкой, но аромат горячего кафе действует на современного интеля как на кота валерьянка: Володя беспокойно задвигался, вернулся в наш грешный мир и, вставая, потянулся с таким остервенением, словно тужился перерваться пополам, как амеба при делении. В нем захрустело, затрещало, даже чмокнуло, словно суставы выскочили из сочленений, как поршни из цилиндров. Из глотки вырвался звериный вопль облегчения, коему и динозавр бы позавидовал.

- Много? - спросил я, кивнув на машинку.

- Ни страницы, - ответил он. - И ни строчки.

Я потягивал кофе не спеша, поглядывая на товарища внимательно, а он отхлебывал жадно, губы его были в пластинках, как бывает, когда после дождя внезапно ударит засуха, и почва лопается на квадратики, края их загибаются, и пейзаж становится не то марсианским, не то еще каким, но не нашенским.

Мы примостились на краешке стола, поставив чашки на черновики рядом с «Эрикой». Машинка вообще главное существо в комнате, и сам Володя ею отбояривался, когда его приглашали девахи: дескать, жена ждет некапризная, безотказная, но ревнивая…

- Вернули? - спросил я тихо.

- Да, - ответил он мрачно. - Редактор… что за скотина! Имбецил проклятый. Все раздраконил и вернул.

- Мне тоже, - посочувствовал я мужественно, хотя никто из нас не любил признаваться в неудачах. - Что думаешь делать?

Он смотрел в чашку. Другая рука трогала машинку, пальцы бесцельно нажимали и отпускали верхний регистр.

- Надо отыскать способ, - сказал он наконец. Глаза у него были совсем загнанные. - Сколько толочь воду в ступе? Пишем и посылаем, а они читают и возвращают… И так сколько лет! А ведь есть же слова, чтобы приковать внимание, не дать оторваться… Только бы найти эти слова!

- Допивай, - сказал я, - а я еще сварю. Мог бы кофеварку и побольше купить.

- Я найду способ, - сказал он с твердостью прижатого к стене.

- Как писать хорошо?

- Так, чтобы приняли.

Он ответил правильно, это я и спрашивал. Мы, конечно же, пишем замечательно, но прежде чем наши труды осчастливят массы, нужно преодолеть треклятый редакторский барьер, а то кретины рубят нас неизменно. Рубят по тупоумию: нельзя требовать, чтобы редактор был квалифицированным да еще и умным, рубят из элементарной зависти - все редакторы пишут, рубят из-за необходимости пропихивать родственников и друзей… Увы, от понимания ситуации легче не становится. Кого-то печатают, а нас нет.

- Как писать так, чтобы приняли? - повторил я медленно, пробуя слова на вкус. - Если ты это сделаешь…

- У меня нет другого выхода. Переквалифицироваться поздно, да и не смогу. Эту заразу уже не брошу, мы с тобой литературные наркоманы.

- Да.

Он выцедил остатки кофе, с сожалением повертел в пальцах чашку, вылавливая последние капли.

- Говорят, - сказал он саркастически, - учитесь на классике… Взял я тут книгу одного современного классика!

Он сунул мне увесистый том в дорогом переплете. Я раскрыл посредине, он тут же повел пальцем:

- Вот слабо… Или вот… А посмотри на эти строчки: «Он кивнул своей головой в знак согласия». Каково?

- Пожалуй, - сказал я осторожно, - «в знак согласия» лишнее, раз уж кивнул… И «своей» нужно бы вычеркнуть, - продолжил я. - Чужой не кивнешь.

- И саму «голову» тоже убрать, - победно закончил он. - Ибо чем еще можно кивнуть? «Он кивнул» - и все. Нет, я такую чепуху не читаю. Достаточно встретить в романе одну такую фразу, чтобы сразу книгу выбрасывать к такой матери! Или не покупать, если успел заметить еще на прилавке.

- Может быть, там мысли умные…

- Самые умные мысли в мутном косноязычии не воспримутся. Нужна яркая форма! Достаточно первого абзаца, чтобы понять, читать дальше или бросить.

- Но ты взгляни, какая солидная книга! И тираж огромнейший. Не может быть, чтобы…

Он отмахнулся. В нашем издательском мире все может быть.

- Я уверен, - сказал он угрюмо, - что лучшие произведения заклинания, заговоры. Гениальные поэты или прозаики из народа - их называли колдунами - умели так подбирать слова, что подчиняли людей своей воле. Мы должны учиться мастерству у колдунов!

- Люди были повосприимчивей, - пробурчал я. - Раньше послушают бродячего оратора и бегут туда, куда укажет. Теперь же каждый подумает: «А оно мне надо?» - Отчасти верно, - неожиданно согласился он. - Потому нам труднее. Потому надо рывком…