Далекий звон монет

Благодаря дорожным знакам, запрещающим «шаг влево, шаг вправо», меня вынесло на Тверскую. У площади Белорусского вокзала я попал в пробку, что было весьма странно для столь позднего часа. Кажется, у моста столкнулись несколько машин, и милиция перекрыла движение. Над плотным строем машин клубился дым выхлопов. Красные габаритные огни напоминали угли в гигантском мангале. Справа от меня содрогалась от нетерпения темная иномарка, кажется, «Фольксваген-Пассат». Затемненное боковое стекло было слегка приопущено, и из щели вырывалась музыка. Невидимый водитель нервно газовал, словно это помогало рассосать пробку. Микроавтобус, стоящий впереди него, улучил момент и, наехав боковыми колесами на бордюр тротуара, обошел «Запорожец», выиграв десяток метров. Теперь перед «Фольксвагеном» было свободное пространство, но нервный водитель почему-то не поспешил занять его, словно благородно уступал мне место.

Я тотчас воспользовался моментом и оказался впереди «Фольксвагена». Об этой машине я сразу забыл, как только покатился дальше, по Ленинградскому шоссе, сдавленному с обеих сторон грязными сугробами и строем мрачных, похожих на черные молнии, деревьев.

Город опустился на самое дно черной зимней ночи. Надо было искать ночлег. Точнее, не столько ночлег – вряд ли бы тяжелые мысли позволили мне надолго заснуть, – сколько теплый гостиничный номер с ванной и чистой постелью, где с бокалом крепкого вина я мог бы спокойно обо всем подумать.

Я открыл выгнутую бочонком крышку «бардачка» и достал кожаную «барсетку». Как ни странно, все, что здесь лежало, осталось нетронутым: ключи от судакской квартиры, несколько сот долларов, электронная записная книжка с адресами, фото Анны…

У моста над Кольцевой я развернулся и погнал обратно, свернул на темную аллею Речного вокзала и покатил к центральному зданию, украшенному с фасада, словно по моде металлистов, огромными якорями и цепями. Если мне не изменяла память, в зимнее время несколько теплоходов, вмерзших в лед у причала, переоборудовали в гостиницы и сдавали каюты в качестве номеров.

Ослепительный свет фар машины, идущей следом за мной, жег мне глаза через зеркало заднего вида, но только я потянулся к нему рукой, чтобы изменить угол, как фары погасли и я узнал тот самый «Фольксваген», который уступил мне место в пробке. Машина сбавила ход и остановилась под высокорослыми елями, растворившись в их тени.

Поглядывая в зеркало, я свернул на стоянку, огражденную гирляндами мощных цепей, и поставил машину так, чтобы через ветровое стекло можно было видеть «Фольксваген». Мест на стоянке было вполне достаточно, но я загнал свой «Опель» в самый тесный угол почти машинально, инстинктивно желая не упускать темную иномарку из поля зрения. В том, что и этому нервному джентльмену надо было подъехать к зданию Речного вокзала, вроде бы не было ничего удивительного. И все же меня насторожило это редкое совпадение: он ехал за мной почти полчаса. А может быть, дольше.

Чувствуя, как от долгой езды по Москве, начиненной перекрестками и запрещающими знаками, онемела правая нога, которой все время приходилось плясать с педали тормоза на педаль акселератора и обратно, я поставил машину на сигнализацию и быстро пошел по скрипучему снегу к главному входу Речного вокзала, освещенному желтой лампочкой. Так – через вестибюль вокзала – было быстрее и безопаснее добраться до причала, залитого неоновым светом корабельных окон и иллюминаторов и музыкой ресторанов. Приплясывая от холода, я добежал до дверей, схватился за тяжелую латунную ручку, но двери оказались заперты. Видимо, судьбой мне сегодня был уготован день закрытых дверей и ворот.

Чертыхнувшись, я затолкал «барсетку» глубже под мышку, повернулся и быстро пошел в обход, огибая овальные площадки и балконы, поддерживаемые колоннами и украшенные статуями в стиле развитого социализма. Обогнуть левое крыло здания мне не удалось – там плотным частоколом стояли строительные леса. Пришлось протаптывать тропу через сугробы, задевая ветки елей и обрушивая на себя килограммы снега.

Я уже почти вышел на ступени, ведущие на причал, как краем глаза заметил метнувшуюся в мою сторону тень. Вместо того чтобы пойти быстрее на свет, я зачем-то остановился, и тотчас морозный воздух разорвали два подряд выстрела. Вспышки на мгновение ослепили меня, и, уже не разбирая дороги, не зная, цел я или уже несу в себе пули, я кинулся в гущу обледеневших ветвей, ломая их собой, трактором пробивая тропу в сугробах; едва не падая, выскочил на чистый асфальт причала, окунаясь в холодный свет, волны музыки и громкий разговор выпивших людей, стоящих на узкой палубе теплохода.

Никто не обратил на меня внимания, и я, взяв себя в руки, перешел на шаг, шлепая ботинками по асфальту и стряхивая с них снег. Мне мучительно хотелось остановиться, обернуться и рассмотреть отсюда, с безопасного расстояния, строй елей и сугробы, где меня настиг противник. Но я был еще слишком взволнован, я находился еще слишком близко от преследователя, который сейчас наверняка уносил ноги, досадуя на промахи.