Далеко от яблони

– Только посмей еще раз заговорить с ней или хотя бы посмотреть в ее сторону, – Хоакин сильнее прижал локоть к груди Адама, – и будешь иметь дело со мной, врубился?

Адам нервно кивнул. Зрачки его расширились от страха. Второй парень молча стоял рядом, молчала и Грейс.

– Валите на хрен отсюда, – прорычал Хоакин. В этот момент он показался Майе разъяренным медведем. – И не попадайтесь мне на глаза, не то пожалеете.

Адам снова кивнул. Придавив его напоследок к стене и просверлив угрюмым взглядом, Хоакин убрал руку. Оба приятеля поспешно убрались, а Хоакин как-то сразу сгорбился и обмяк. Весь его запал улетучился, оставив Хоакина полностью опустошенным.

– Хоакин… – промолвила Грейс. И она, и он тяжело дышали.

– Хоакин, – позвала Майя.

– Я… я… простите. – Он задышал еще чаще, а потом внезапно сорвался с места и побежал прочь – от сестер, от себя.

Хоакин

Сейчас стошнит, думал Хоакин. Он сам толком не понял, что произошло. Только что он сидел в компании сестер и думал про Марка с Линдой, и тут вдруг этот гребаный хорек, при виде которого Грейс затряслась с головы до ног, обозвал ее шлюхой, и тогда Хоакин снова оказался в том раскаленном добела пространстве, где, благодаря неимоверным усилиям, не был уже несколько лет.

Он солгал бы, если бы стал отрицать, что колотящееся под его рукой сердчишко, прерывистое дыхание и выпученные глаза этого типа не доставили ему удовольствия. Это очень сильная штука, когда в буквальном смысле держишь чью-то судьбу в кулаке, и Хоакин не испытывал подобного уже долгое время.

Проблема с этой силой в том, что она не всегда делает тебя хорошим человеком и порой, наоборот, превращает в злодея.

Хоакин мчался до самого парка, примыкающего к торговому центру, – там обычно гуляли только малыши со своими заботливыми родителями, – и, только затормозив, понял, что сестры преследуют его по пятам. «Хоакин! – кричали они на бегу. – Хоакин, постой!»

Тяжело дыша, он обернулся. Конечно, от таких нагрузок он отвык и все же чувствовал, что готов бежать дальше, бежать без конца.

– Уйдите, а? – Он выставил перед собой руки, словно барьер. – Простите, я испортил вам день…

– Ты весь дрожишь, – сказала Грейс, тоже продолжая трястись. Из всех троих более-менее спокойной выглядела лишь Майя, хотя и у нее возбужденно сверкали глаза. – Присядь.

– Я в норме. – Хоакин сплюнул. – Просто расстроился. Мне ужасно жаль, что так вышло.

– А мне нет, – покачала головой Грейс. – Он это заслужил.

– Хоакин, – Майя шагнула к нему. – Давай хотя бы немного посидим? Вид у тебя не очень.

Как и самочувствие, не мог не признать он.

– Ладно, – сказал Хоакин.

– Вот и хорошо, – кивнула Майя, протягивая ему руку. – Садись. Сидеть – это здорово. Все любят сидеть, даже спортсмены. Ты, наверное, участвуешь в соревнованиях по бегу? Так чесал по парковке, что чуть электромобиль не обогнал.

Где-то на задворках памяти Хоакина всплыло воспоминание: вроде бы Майя становится болтливой, когда нервничает. Это ведь он заставил ее нервничать, осознал Хоакин, и ему стало еще паршивее.

К тому времени когда они наконец уселись на скамейку – Хоакин оказался зажат между сестрами, – его дыхание немного выровнялось. Грейс, однако, по-прежнему выглядела до крайности напуганной, и Хоакин заметил, что она сидит, намертво сцепив пальцы на коленях.

– Ну, – произнесла Майя, – и что это вообще было?

– Он обозвал Грейс шлюхой, – едва слышно пробормотал Хоакин. – Не надо было так говорить.

– Я не про это, а про твой спринтерский рывок через парковку. Ты несся, как перепуганный заяц.

Хоакин представлял это несколько иначе, но кто его знает, может, Майя и права. Если на то пошло, он же не видел себя со стороны.

Хоакин молчал. Грейс расцепила руки и потянулась к нему.

– Хоакин, – мягко проговорила она, – что случилось?

Держа ее ладонь в своей, он сжимал и разжимал пальцы, пока не нашел в себе силы говорить. С Грейс все хорошо, напомнил он себе, никто не пострадал. Он никому не причинил вреда.

Майя прижалась к нему с другого бока, обняв за плечо.

– Все в порядке, Хок, – тихонько сказала она. – Все нормально. Дыши глубже.

Он кивнул, стараясь унять сердцебиение, загнать тигра обратно в клетку.

– Когда мне было двенадцать… – вырвалось у него, но продолжить он не смог. Эту историю Хоакин рассказывал лишь раз – Ане, Марку и Линде, однако это было в гостиной у Марка и Линды, где его окружали люди если не любящие, то уж точно не безразличные, и комнату тогда заливал мягкий свет, в лучах которого медленно кружились пылинки.

Солнечные блики в парке пробивались сквозь деревья; Майя и Грейс ждали, пока Хоакин снова заговорит.

– Когда мне было двенадцать, – повторил он, – меня усыновили те люди. Бьюкенены. – От этой фамилии во рту у него возникло неприятное ощущение. Хоакин сделал паузу. – Они взяли меня под опеку в десятилетнем возрасте и решили усыновить.

– Ты хотел этого? – спросила Грейс, когда он снова умолк. Хоакин не предполагал, что рука у нее такая сильная: Грейс держалась за него, не разжимая пальцев.