Ехали молча, потом вышли из машины и гуськом вошли в банк, Хоакин – первым.
– Здравствуйте, – сказал он женщине за стойкой. – Я, гм… Здесь должна быть ячейка на мое имя. Джессика Тейлор звонила и…
– Пожалуйста, назовите ваши имя и фамилию.
Нервно сглотнув, он произнес имя отца – свое имя.
– Хоакин Гутьеррес.
Женщина сверилась с компьютерной базой.
– У вас есть при себе ключ?
Он вытащил ключ из кармана, стараясь не обращать внимание на дрожь в руках.
– Вот.
Женщина повела его по коридору, однако он задержался и жестом позвал за собой сестер, которые приготовились ждать в холле.
– Что бы ни случилось, держимся вместе, помните?
Девушки встали и последовали за ним. Хоакин взял обеих за руки.
Помещение оказалось маленьким, совсем не таким, как обычно показывают в фильмах. А он-то думал, что сейчас войдет в огромный, отделанный мрамором зал! Свет время от времени моргал, однако Хоакину было все равно. Он и сотрудница банка одновременно повернули ключи, и из ячейки в стене выехала коробка, длинная и плоская, размером с тетрадный лист.
– Можете ознакомиться с содержимым здесь, – сказала женщина, проводив троицу в еще более тесную комнатку. Дверь за ней закрылась, подростки остались одни.
Глядя на лежащую на столе коробку, Хоакин сделал глубокий вдох, затем другой.
– Ну, и что там внутри? Есть догадки?
– Деньги, – предположила Майя.
– Акции «Эппл», – высказалась Грейс.
– Набор стикеров.
– Пони?
Хоакин невольно рассмеялся.
– Эх вы, чудики. Ладно, была не была. – Он открыл крышку.
Сначала ему показалось, что это всего-навсего пачка открыток с изображением незнакомых людей и незнакомых мест, а потом Грейс сдавленно охнула, и его взгляд приковала картинка, на которой женщина держала на руках смеющегося кудрявого малыша. Она тоже смеялась, и глаза у нее и ребенка были одинаковые. Только тогда до Хоакина дошло, что это вовсе не открытка, а фотография, на этой фотографии он и его мать, и таких фото целая коробка.
Из его глаз неудержимо хлынули слезы, руки лихорадочно перебирали снимки. Вот фото новорожденного Хоакина в больнице, красного и сморщенного, как изюм, а вот он сидит в манеже и счастливо улыбается в объектив.
При взгляде на каждую фотографию его захлестывали эмоции, сердце всякий раз замирало, а потом в груди разливалось тепло. Мама, ясноглазая и жизнерадостная, была невероятно похожа на Грейс и Майю. Только сообразив, что слезы капают на фотокарточки, Хоакин понял, что плачет. Грейс тихонько всхлипывала, уткнувшись в Майину спину, а Майя прижималась лбом к его плечу. Хоакин привлек к себе обеих сестер и замер. Прошлое, разложенное на столе, взывало к ним, обещая нечто большое, искреннее и светлое.
– Смотрите, – прошептала Майя, беря одну из фотографий, – смотрите сюда.
Хоакин взял у нее фото. Мама держала его на бедре, указывая пальцем на камеру, и на снимке явно был виден ее округлившийся живот. Хоакин улыбнулся.
– Это Грейс.
Грейс присмотрелась и охнула.
Он вновь начал перебирать фотографии, вглядываясь в лицо маленького мальчика – в свое лицо. Как легко простить такого очаровательного малыша, большеглазого и пухлощекого… Хоакин раз за разом напоминал себе, что этот ребенок – он сам, что когда-то кто-то его любил и сделал так, чтобы эти фотографии пролежали в целости и сохранности почти восемнадцать лет. Пускай они не висят на стене и не вклеены в альбом, но они есть. Кто-то счел нужным их сберечь.
И только одна фотография не была его детским снимком. Профессиональное фото – сделано, кажется, на школьном балу… Да это же мать и отец на выпускном, внезапно осознал Хоакин. Примерно одного роста, бедно одетые, но их глаза! Во взоре отца – то самое восхищение, о котором говорила Джессика. На оборотной стороне надпись: «Мелисса + Хоакин = любовь», крестики, означающие поцелуи.
В груди у Хоакина что-то лопнуло, и в то же время другая разверстая рана начала затягиваться. Кусочки души и разлетались в разные стороны, и соединялись – все сразу. Хоакин рухнул на стул, сестры сели по обе стороны от него. Все трое безмолвно знакомились с прошлым.
Подарка ценнее и дороже для Хоакина не было и быть не могло.
Когда они наконец собрались уходить, банк уже закрывался. Чтобы забрать все фото, пришлось попросить у кассира бумажный пакет.
– А коробка вам не нужна? – спросила та.
– Нет, – покачал головой Хоакин. – Все, что нужно, я уже взял.
На обратном пути за рулем снова была Грейс. Хоакин сидел рядом с ней, свернувшись калачиком, и смотрел на лежащий между сиденьями пакет со снимками. Время от времени он заглядывал внутрь – просто убедиться, что фотографии никуда не делись, – и всякий раз из пакета на него смотрела его собственная юная версия.
– Хороший сегодня день, – пробормотала Майя, перегнувшись с заднего сиденья. Голову она положила на плечо Грейс, а руку обвила вокруг плеча Хоакина. В ответ Грейс лишь промычала что-то невнятное. Лучи закатного солнца падали на девичьи волосы; развеваясь на ветру, они напоминали темное пламя, бушующее вокруг лиц обеих сестер. Красавицы, подумал Хоакин, совсем как их мама.