Далеко от Москвы

Чтобы не томиться ожиданием, теперь уже праздным, Алексей пошел к сварщикам: они уже работали на тридцать втором километре участка. Возле бригады Умары он остановился. Сварочный аппарат стоял на автомашине, кузов которой был обтянут кумачом с надписью: «Лучшие сварщики строительства». Над кабиной на высоком древке недвижимо висело знамя. С весны, с тех пор, как Батманов вручил его Умаре, оно бессменно сопровождало его и успело уже слегка поблекнуть от безжалостных солнечных лучей.

Умара лежал на земле и вел потолочную сварку двух звеньев труб. Они сращивались на глазах. Закончив стык, Умара поднялся, выключил аппарат и, держа в руке маску, подошел к инженеру. Напарник его — улыбающийся Вяткин в голубой майке, как тень, следовал за ним.

Маленький и очень коренастый, потный, разгоряченный солнцем, пламенем электросварки и волнением, Умара наступал на Ковшова и не говорил, а кричал (после сварки у него шумело в ушах):

— Почему задержка? Давай давить! Чего ждем, кого ждем?

— Главного инженера ждем, без него нельзя начинать, — спокойно ответил Алексей.

— Почему же он не едет? Безразлично ему? Посмотри, все изболелись...

— Никто не болеет, — возразил Алексей, сдерживая кипевшее внутри раздражение на Беридзе. — Только ты один, я вижу, и болеешь. Пожалуйста, не болей за всех. Продолжай сварку.

Алексей зашагал дальше, Умара кричал ему вслед:

— Зачем так обидно говоришь? Или сам не переживаешь? Или слепой, не видишь, как ждут все? Я болею больше всех — я имею такой право. Мой сварка на участке, мой работа проверяется. Очень просим тебя: давай команда!

Вернулся Карпов и сообщил, задыхаясь:

— С Беридзе не удалось поговорить. Селекторист с узла сказал так: «У нас, паря, идет испытание насосно-дизельной станции. Главный инженер и все остальные там, с тобой никто сейчас беседовать не станет». Вот бы взглянуть на эти дизеля и насосы в работе! Сколько, паря, муки приняли из-за них механики. Без чертежей, без опыта, а собрали. Говорят, Серегину за его труд простят его ошибку.

Алексей злился: Беридзе удружил ему, теперь Филимонов опередит его с испытанием.

— Поезжай, Иван Лукич, на узел и устрой ему там скандал от моего имени.

— Еду, Алексей Николаевич!

На обратном пути Ковшов не мог, как и всегда, пройти мимо Умары. Обиженный сварщик сделал вид, что не замечает его. Алексей несколько минут постоял. Он чувствовал, как от чистого пламени, бьющегося в руках сварщика, от всего облика Умары, который стал ему почти родным, запыленный и взъерошенный, с измазанным милым скуластым и курносым лицом, таял в нем самом лед раздражения и досады.

Алексей не успел отойти от сварщика, как примчался, вздымая пыль до неба, пикап Беридзе. Алексей было обрадовался, но тут же огорчился: машина пришла без главного инженера. Шофер устно передал странное приказание Беридзе: «Инженеру Ковшову немедленно приехать на узел».

— Поезжайте назад и передайте товарищу Беридзе: мы ждем его уже давно, — резко сказал Алексей шоферу. — Пусть он сейчас же едет сюда. Ковшов, мол, ругается, все люди взволнованы, нельзя их держать в таком напряжении.

— Он мне приказал без вас не возвращаться, — растерянно сказал шофер.

— Возвращайтесь и живо! — отрубил Ковшов.

Шофер, пожав плечами, влез в кабину. Машина зарычала и ринулась в обратный путь.

Наконец Алексей вернулся к месту, где стоял аппарат для опрессовки. Волосы Ковшова взлохматились, лицо блестело от пота, сапоги были серы от пыли. Он с удивлением заметил вдруг, что солнце поднялось высоко, воздух накалился. От утреннего тумана и прохлады не осталось и следа. Безоблачное голубое небо сияло. От озерка, к которому Ковшов подошел освежить водой разгоряченное лицо и пересохшее горло, струились легкие испарения.

Возле испытательной установки толпа строителей слушала объяснения Грубского. Инженер, наконец, скинул пиджак и галстук и в полосатой расстегнутой сорочке выглядел необычно, по-домашнему. Среди собравшихся было несколько шоферов — их машины стояли тут же.

Люди заметили начальника участка и переглянулись, — очень уж он был мрачен. Алексей зачерпывал тепловатую воду руками и брызгал себе на голову. От толпы отделились неразлучные Махов и Кучина. Алексей расчесывал пятерней волосы и отряхивался. Взгляд его упал на шофера и Мусю. Одетые в футболки, они выглядели по-спортивному. Девушка за весну похорошела, а у Махова даже глаза посветлели под палящим солнцем.

— Алексей Николаевич, мы с просьбой, — неуверенно сказал Махов. — Разрешите нам остаться здесь, пропустить рейс. Мы потом наверстаем. Обидно прозевать испытание — столько времени ждали! И никогда еще не видели, как испытывается такая громадина.

Алексей подобрел. Он уселся на пригорок.

— Располагайтесь, отдохните. Беридзе подводит нас. Застрял у Филимонова, не едет. Я Карпова послал за ним. Сейчас, наверное, подкатят оба.

— Кажется, уже пылят, — заметила Муся.

Карпов вернулся один — возбужденный и расстроенный.