— До свидания, Василий Максимович. Постараюсь не ударить в грязь лицом.
Батманов не отпускал его руки. Наконец спросил:
— Как ты отнесешься к моей товарищеской просьбе? Личное поручение...
Это было неожиданно, Алексей не сразу ответил:
— Все сделаю, Василий Максимович.
— Мне никак не удается наладить связь с Анной Ивановной. Лучше всего поговорить бы по телефону. Отсюда это невозможно, сам знаешь. А из Москвы, я слышал, удается связываться с Кавказом. Трудно, очень трудно, но возможно. Попытайся. Я тебе написал, через кого можно попытаться. Записал, как ее искать. — Батманов вздохнул. — Другой вариант, совсем хороший. Надо только согласив начальства в Москве: слетать на Кавказ, поговорить лично. За два дня можно обернуться. Видишь, если бы я сам попал в Москву, я бы добился...
— И я добьюсь! — быстро сказал Алексей.
Батманов стиснул руку Ковшова, сунул ему записку и отошел к окну.
— Передай ей... Мучаюсь я, жду ее. Может быть, она сумеет приехать. Хоть на месяц пусть приедет. Расскажи, что думаешь обо мне, что знаешь. Скажи про Генку Панкова, что я усыновил его — это главное. Очень надо бы встретиться втроем!..
Взволнованный просьбой и силой тоски, с какой она была высказана, Алексей невольно шагнул к Батманову. Василий Максимович, не оборачиваясь от окна, предостерегающе поднял руку:
— Ступай, Алексей... Ни пуха тебе, ни пера. Полной удачи...
На пороге Алексей все-таки обернулся и решительно сказал:
— Она приедет со мной, Василий Максимович!
До конца дня Ковшов прощался с товарищами, принимая поручения в Москву. Их набиралось немало. Муза Филипповна просила съездить на дачу и написала памятку, что там нужно посмотреть. Кобзев передал посылочку брату. Либерман вручил письмо жены — переправить из Москвы в Ленинград. Гречкин наказывал купить игрушек для ребят, дал целый список. Таня хотела, чтобы он привез подарок для ее бородача, по своему вкусу.
Алексей хватился Жени и не нашел ее. Оказалось, она с утра уехала на четвертый участок. Он так огорчился, что готов был вернуть девушку. Очевидно, она скрылась намеренно.
На прощанье Алексей еще раз поговорил по селектору со своим участком. Беридзе просил кланяться Зине и Москве.
Все напоминали о Зине, все просили кланяться ей, будто знали ее лично, — это было очень приятно Алексею.
— Паря, какой же ты непрактичный! — кричал Карпов. — Соболичьих шкурок бы прихватил у меня для жены.
— У меня есть для нее подарок, Иван Лукич, — отвечал Алексей. — Мне Максим Ходжер подарил большую связку беличьих шкурок на шапку и на воротник.
Разговор давно окончился, но Алексей все стоял и слушал неясный сложный шум трассы, в котором отрывисто звучали человеческие голоса.
Последнюю ночь перед отъездом он провел у Залкинда. Михаил Борисович увез его к себе прямо из управления. Несмотря на поздний час, Полина Яковлевна не спала и что-то писала. Залкинд быстро подошел к ней и, не дав подняться, тихо обнял жену и прижался лицом к ее лицу.
— Трудишься все? — сказал он мягко, заглядывая на листы бумаги, лежавшие на столе.
— Статья в городскую газету о столовой для ребят фронтовиков. В городе не торопятся подхватить наш почин, — объяснила Полина Яковлевна и застенчиво отстранила мужа: только сейчас она увидела Алексея.
Поздоровавшись с ним за руку, она с лаской посмотрела на него своими темными грустными глазами.
— Полгода не видела Алексея Николаевича. Время не прошло даром. Возмужал, окреп. Такой нигде не подведет, — она обращалась к Залкинду, как бы продолжая с ним разговор об Алексее.
— Не подведет, — убежденно подтвердил Залкинд. — Вот ведь как получилось, друг Алеша: на фронте ты получил солдатское боевое крещение, а здесь, на стройке, война по-настоящему тебя опалила, и ты стал офицером, военачальником...
— И вы, по-моему, изменились, Полина Яковлевна, — сказал Алексей, смущенный словами Залкинда, всматриваясь в ее пополневшее лицо, с выражением умиротворенности.
Она едва слышно счастливо рассмеялась и вышла из комнаты. Инженер понял: в семье Залкинда ожидался новый наследник.
— В секрете держишь, не скажешь ничего. Вот приехал бы из Москвы без подарка, — укоризненно сказал Алексей.
— Ну, какой уж тут секрет: все на виду, — улыбнулся Залкинд.
Алексей настроился на долгую беседу, но после ужина Залкинд твердо заявил:
— Ложись-ка спать, свет — Алеша, в шесть утра — на аэродром. Не отдохнешь, будешь потом мучиться. Лететь не меньше пяти суток. На разговоры даю ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы выкурить папиросу. Есть вопросы ко мне?
Алексей выложил ему то, что не решился сказать Батманову: свои опасения, сумеет ли он выполнить задание.
— Не опрометчиво ли я взялся за это? Все совершилось так быстро. Все-таки надо бы лететь самому Батманову.