Ему не приходилось больше сетовать на расточительную потерю времени, на то, что начальство медленно раскачивается. Работа хлынула, как наводнение. Руководители строительства словно уговорились всеми способами увеличить его нагрузку. Непосредственным начальником был главный инженер, он часто и ревниво напоминал об этом. Ему все казалось, что Ковшов занимается чем-то посторонним, не имеющим отношения к инженерной работе. Батманов давал ему задания, не осведомляясь — имеет ли он возможность их выполнить. Залкинд тоже не отставал от него, редкий день проходил без какого-нибудь партийного поручения.
Обязанностей и забот было бы, пожалуй, меньше, откажись Алексей от чего-нибудь. Он не отказывался. Он сам хотел как можно больше работы: в хлопотах утихали тревоги. Он улыбался, когда от Батманова, Залкинда и Беридзе в самый разгар рабочего дня получал новое задание — неизменно более срочное и важное, нежели все предыдущие. Залкинд однажды заметил его улыбку и понимающе сказал:
— Интереснее всего жить, когда работы сверх головы. Правильно? Учти, свет-Алеша: чем больше с человека спрашивают, чем больше у него обязанностей, тем, значит, нужнее он коллективу.
В очередном письме Зине Алексей написал: «Я поставил перед собой и своими людьми задачу: справляться с любой работой. Мне теперь кажется — нет предела силам человека, надо только очень много с него спрашивать. Прямая пропорция: больше нагрузят — больше потянешь. Может быть, я невзначай открыл новый закон природы производительности труда?»
Он посылал такие письма в адрес тещи. Не зная, когда они дойдут до Зины и дойдут ли вообще, он все же не мог не писать время от времени о том, как живет, как работает, о чем размышляет. Это стало какой-то душевной потребностью. С некоторых пор сочинение этих своеобразных отчетов требовало немало ночных часов: чтобы добросовестно изложить события очередной недели, нужно было исписать толстую тетрадь. Однажды он попытался воспроизвести историю одного только дня — получилось непомерно длинно, и он пожимал плечами, перечитывая конспективное перечисление дел, совершенных за сутки. Хлопот этого обычного будничного дня хватило бы, пожалуй, на целую жизнь какому-нибудь скучающему молодому человеку прошлого столетия, из числа тех, что гением великих писателей оказались запечатленными в десятках книг.
И сегодня заботы сразу увлекли Алексея в свой поток. С утра часа два-три он не отрывался от проекта. Эти первые часы были лучшим временем суток — голова свежая, меньше беспокоят посетители.
Ветер пробирался в невидимые щели стен и оконных переплетов, выдувал из комнаты тепло. Посидев с полчаса раздетым, Алексей снова надел полушубок. Взлохмаченный Кобзев и три других инженера сидели вокруг Ковшова и дымили махорочными закрутками.
Наморщив лоб и постукивая карандашом по виску, Алексей проверял расчет пьезометрического уклона, составленный для участка нефтепровода на левом берегу. Этот расчет служил одним из доказательств преимущества нового направления трассы. Беридзе намеревался вместо двух перекачечных станций на материке строить одну. Вторая намечалась по проекту Грубского для преодоления гряды сопок на правом берегу. Поскольку на левом берегу это препятствие не встречалось, отпадала и нужда в дополнительной станции.
— На конечном пункте сколько у вас остается давления? Полторы? — спрашивал Ковшов, не глядя на инженеров.
— Полторы атмосферы, — отвечал Кобзев, ревнивым взглядом провожая каждое движение начальника отдела, то прикидывавшего цифры на логарифмической линейке, то записывавшего их на бумаге.
— И какой же вывод? — спрашивал Алексей.
— Вторая станция не нужна.
— Вывод хороший, — сказал Алексей и посмотрел на Тополева. — Одной станции хватит для перекачки нефти от Джагдинского пролива до самого Новинска.
Кузьма Кузьмич с недовольным видом отгонял наплывавшие на него клубы махорочного дыма и на замечание Алексея не отозвался. Алексею, довольному итогом, хотелось пронять старика, и он громко сказал:
— Одной только электроэнергии экономится сто киловатт-часов на тонну нефти. Здорово! Это сверх того, что мы сокращаем срок строительства, сберегаем рабочую силу и материалы.
Он явно адресовался к Тополеву, и, заметив это, Кобзев тоже повернулся к старику. Кузьма Кузьмич спокойно отсыпал из большой бутылки в табакерку зеленый нюхательный табак и не обращал на них никакого внимания.
В кабинете давно уже позванивал телефон. Звонки учащались, стали продолжительными и резкими. Не поднимая трубки, Алексей посмотрел, прищурившись, на аппарат и усмехнулся:
— Беридзе звонит. Он не отступится! Вашим расчетом, Кобзев, его теперь не успокоить. Будет ругать за пролив. Тащите материалы по проливу, быстро!