Далёкое близкое

Oб излюблeннoм мнoю пoлyтoнe гoвopили c дocaдoй: oн иcпopтил вcю кapтинy. «Ecли нac cпpocят, видeли ли мы кapтинy г. Рeпинa, мы cкaжeм: видeли и дaжe нacлaждaлиcь eю, нo ни oднoгo из лиц, тaк зaбoтливo oбдyмaнныx зaкaзчикaми, мы нa кapтинe нe видaли: oни pиcyютcя чepными cилyэтaми нa cвeтлoм фoнe, и, cкoлькo мы ни cтapaлиcь, paccмoтpeть иx нeвoзмoжнo, a cлeдoвaтeльнo, и cyдить o ниx, oб иx cxoдcтвe нeмыcлимo. Тaким oбpaзoм пpoпaдaeт caмaя вaжнaя cтopoнa кapтины. И xoтя г. Рenин cтapaeтcя oтдeлaтьcя мeлкими бликaми oт cвeтa в coceднeй кoмнaтe, oтpaжaющимиcя нa пapкeтe y нoг Шoпeнa, нo эти мeлoчи тoлькo нeпpиятнo paздpaжaют нeyдoвлeтвopeннoe тpeбoвaниe зpитeлeй и мeшaют глaвнoй cути этoй кapтины».

Вce этo я пepeдaю свoими cлoвaми и, paзyмeeтcя, нeтoчнo: пoчти copoк лeт пpoшлo! 13

В мoю зaщитy cтиxийнo взpывaлcя В. В. Cтacoв, кoтopый cpaвнивaл paccyждaющиx тaк пиcaтeлeй c зaкaзчикoм, тpeбoвaвшим, чтoбы xyдoжник yбpaл нa eгo пopтpeтe тeнь пoд нocoм в кaкoe-нибyдь дpyгoe мecтo.

Лeт пятнaдцaть нaзaд, бyдyчи в Мocквe и зaвтpaкaя в pecтopaнe «Славянского базара» с одним другом, я рассказал ему, что тут есть картина, писанная мною; он пожелал ее видеть, и я был очень не прочь взглянуть на нее после двадцати пяти лет, Официант сказал, что надо достать ключ от главного; он постарается.

Днем картина плохо освещается, но мы внимательно осматривали заодно и весь зал. Поблагодарив провожавшего нас слугу, я спросил, не знает ли он, кто писал эту картину.

— Не могу знать,— ответил он.— Это за границей писали.

В 1892 году, устраивая в Академии художеств выставку своих картин и, я хотел выставить там и «Славянских композиторов», так как эта картина была увезена в Москву еще не оконченной и Петербург ее никогда не видел. Но, несмотря на все мои хлопоты и хлопоты многих московских влиятельных лиц, начиная с П. М. Третьякова и С. И. Мамонтова,  очень  сочувственно относившихся  ко мне, мне не удалось добыть картину: она  была уже собственностью целого общества на паях, и для разрешения моей просьбы надо было собирать общее собрание, а это бывает периоди-чески, да и никто не взял бы на себя ответственность за общую собственность.

П.М.Третьяков очень желал приобрести эту картину для своей галереи, но его удержала огромная запрошенная за нее цена.

Бурлаки на Волге 1868—1870

I Нева — первое впечатление

Несмотря на тайную титаническую гордость духа внутри себя, в жизни я был робкий, посредственный и до трусости непредприимчивый юноша. Особенно — это и до сих пор осталось во мне — я не любил путешествий и всяких экскурсий.:

Так и в 1869 году, готовясь в академической мастерской к конкурсу на Малую золотую медаль и работая над программой «Иов и его друзья» '. я почти от зари до зари проводил время в добросовестных этюдах к картине, покидал мастерскую только для сада Академии, где писал этюды на воздухе, и для отдыха на квартире, недалеко от Академии художеств, где я только ночевал.

Академический коридор четвертого этажа, как и сейчас, летом был

Особенно оживлен молодыми голосами конкурентов-товарищей: пели, свистали, громко смеялись и целыми ватагами сговаривались о прогулке белой ночью куда-нибудь на острова встречать восход солнца и знакомиться с окрестностями Петербурга; находились славильщики; по их словам, эти задворки поражали своей красотой и новостью. Я не верил и сторонился.

Конкурентам запрещалось уставом показывать свой труд товарищам; в мастерские других не входили, и предприимчивые товарищи ловили отшельников в коридорах. В праздник я предпочитал не работать и любил проводить время в знакомом семействе, где были подростки-барышни. Там большей частью играли в фанты и танцевали до упаду — я очень любил танцевать.

Сосед мой по мастерской программист-вольнослушатель К.А. Савицкий2, был особенно общителен и большой затейник по части прогулок и всяких исканий новизны впечатлений.

— А, Репин, я тебя давно ловлю, — кладя руку на мое плечо, торопился он. — Поедем завтра на этюды по Неве, до Усть-Ижоры.

— Ой, вот застаешь врасплох, — уклоняюсь я, — я вовсе не думал ездить так далеко... И этюдник мой надо привести в порядок для такого путешествия, у меня все в развале. Я привык тут, как дома: наложу красок на палитру и спускаюсь даже без всякого ящика в наш сад; и натурщик тут же казенный... Куда там еще? «Собак дразнить», как говорят наши хохлики.

— Ну как тебе не осточертели эти казенные Алексеи и Иваны! — возражает он запальчиво.— И садишко... все эти стены и стены, ведь ты тут никакого пространства не знаешь. Вздор все это, собирайся: я тебе мигом приспособлю твой этюдник. Посмотрел бы ты, какие берега! А за Рыбацкой! У колонистов — прелестные места! Завтра, в семь-восемь часов утра, мы едем на пароходе, не кобенься, душенька,— властно и настойчиво заключил он, — давайка этюдник!

И действительно, он мигом обработал все мои приспособления в этюднике, и так ловко, что я в удивлении, невинно глядючи, не мог даже ничем помочь ему, боясь помешать.