Дальгрен

Тарелку Кошмар взял, но ложкой отмахнулся от Тринадцати:

– Не, я ж по дружбе. Я этого шкета знаю, мы знакомы с…

Фауст, доев рис до последнего зернышка, внезапно поставил тарелку на пол, встал, подобрал свои газеты и направился к двери.

– Эй, а ты куда намылился? – спросил Кошмар.

– Спасибо за ужин, – буркнул Фауст Тринадцати, не сбавив шага.

– Эй, мудачина, бывай! – взревел Кошмар в ледяной кильватер.

Дверь перед Фаустом распахнулась.

– До свидания! – Кошмар замахнулся; дверь грохнула; запущенная ложка брякнула о рамку фотографии.

Фотография закачалась.

Кошмар засмеялся. Паяльник его веселья растопил весь лед.

Тринадцать, поначалу с сомнением, а затем с полногрудой хрипотцой, засмеялся вместе с ним.

– Ложку мне кинь, блядь! – провыл Кошмар в промежутках между смеховыми селями.

Тринадцать сделал подачу снизу.

– Ну, Кумара, а чё старик такой расстроенный? Спятил, а? – и посмотрел через плечо, как Кумара кивком подтвердила гипотезу.

Кошмар поймал ложку и склонился к Шкедту:

– У него, знаешь, не все дома. Думает, это я покоцал шмару. – Он ложкой указал на холм под одеялом. – А это не я. Сама подставилась, драка была честная. Меня там даже не было. Ёпта. – Он закинул риса в рот. – Знаешь чё… – Посыпались зернышки: ему на запястье, на джинсы, на исцарапанный паркет. – У нас есть сучьи дети, которые вообще никаких девок в нашем деле не хотят. – Он сверху вниз проткнул воздух ложкой. – Пускай, мол, не суются! Не лезут пусть! Только испохабят всё! – Злобно лыбясь, он оглядел комнату, где люди подпирали стены, сидели на матрасах и на других койках. Трое из дюжины – девчонки, отметил Шкедт; но свет лампы был резок и щедр на тени. Кошмаровы глиняные глаза метнулись обратно, поймали его взгляд. – А потом пара шмар сговорились и братков отметелили!.. – Он распрямился, толстые руки затряслись. С тарелки снова посыпалась еда. – Ну а я же босс, я говорю: добро пожаловать, дамы, делайте что хотите! Да меня с десяти лет суки кормили, ёпта, уж кому и знать, на что они способны. – Он снова подался вперед, расплющив плечо тяжеловеса на Шкедтовом плече, и заговорщицки прошептал: – И если коленом по яйцам дать, шмара подольше продержится. – Это он счел ужасно смешным и снова заржал. – Полезно, если они за тебя. – Он опять набил рот и широко взмахнул ложкой; посыпались зернышки. – Превосходная жрачка! – с набитым ртом произнес он. – Превосходнейшая! Кто из вас, прекрасные юные дамы, за нее в ответе? – И покрутил склоненной головой, преувеличенно изображая вежливость.

Полная девушка в синем свитере, стоявшая подле манекена, ответила:

– Парни готовили… Денни помогал.

– Эй, Денни! – Кошмар дернул подбородочком-бумерангом.

Денни, жуя, поднял голову.

– Ща как запущу этой ебаниной! – Кошмар рывком занес тарелку.

Шкедт шарахнулся вбок. Но Кошмар поставил тарелку на колени и засмеялся, громко и влажно.

Денни и бровью не повел.

– Люди очень смешные, – объявил Кошмар, успокоившись, и кивнул, забросив в рот еще. – У дам тоже все непросто было. – Он большим пальцем постучал по грудине, между дребезжащих звеньев цепи. – Да и у меня. У нас такие братки есть, им, если кто не белый, ни в какую такого не надо.

Шкедт снова оглядел комнату; вроде все белые.

Кошмар заметил и поднял палец:

– Ты по этим-то не суди. Тринадцать у нас тут заведует Приютом для Обездоленных и Бедствующих Торчков «Белая Лилия»; но настоящее братство – оно гораздо темнее оттенком.

– Да пошел ты, Кошмар, – сказал Тринадцать из дверей. – Вот зачем ты так? У нас тут и негры есть. Был этот… – и он защелкал татуированными пальцами, – как его?

Кошмар помахал рукой:

– Символически! Чисто символически. – Ногти на мясистой руке были чересчур длинны и увенчаны черным, как у автомеханика. – Я-то белый, – уголком рта пояснил он Шкедту, – потому эти вот расистские сволочи и пускают меня личный состав пополнять. Короче, уроды, я бы приходил, даже если б черен был, как Джордж! И буду приходить, пока обе луны с неба не загремят и солнце не покатится задом наперед! – Он уставился на Шкедта в упор. – Но кого-то залучаем – хотя эти обдолбыши скорее муди себе отрежут, чем признаются, что некоторым жить там и быть скорпионом кайфовее, чем болтаться говном в этой поведенческой клоаке. – Рука его, так и зависшая в воздухе, поймала за краешек уползающую с колен тарелку. – Да, пришлось дамам кой-кому по головам настучать. – Он оглянулся на фигуру под одеялом: – И кой-кому из дам тоже настучали по голове. Ну и я кой-кому по головам настучал, нынешний мой статус заработал – и хотя сейчас я вполне доволен своим положением в обществе, не удивлюсь, если рано или поздно по голове настучат мне. – Он повернулся – темные волосы путаным мотком упали с плеча – и скроил гримасу. – Сестринство… Братство – мощнейшая штука, браток! – Кривясь, покачал головой. – Мощнейшая. Эй? – опять к Денни. – Денни, пойдешь? Ты нам сегодня пригодишься. С тобой ничё так, пацан.

– Не знаю. – Денни не обернулся. – Дай пожрать, а?

Кошмар снова засмеялся, оглядел комнату: