– Но ты подумай об этом! Может быть, не обязательно проникать в мозг твоей электронной иглой… Может быть, что-то совсем другое нужно человеку, чтобы он мог найти самого себя, а найдя – никогда уже не выпустить из рук. Сумей это, Волгин. Ты же сможешь, если только захочешь. Вас много, целый институт таких умных ребят… Спроси их; до сих пор ты ведь не очень-то их спрашивал. Кто-нибудь подскажет… Ну хотя бы для меня.
Волгин очень серьезно взглянул на нее.
– Я все сделаю для тебя. При одном условии: чтобы ты была поблизости. Чтобы я не забывал, для кого делаю… – Он помолчал, глядя в небо, потом покосился на Елену. – Иди ко мне лаборанткой. Вместо Витьки. Хочешь?
– Это тебе поможет?
– Да.
– Я подумаю, – нерешительно сказала она. – Подумаю.
Волгин грустно усмехнулся и стал насвистывать какую-то протяжную мелодию.
– Ты грустишь?
– Есть основание: я, кажется, всерьез остался один. Даже Витька ушел; а тот, кого родишь ты, кто мог бы возглавить следующее поколение, поколение новых людей, – он пойдет, как видно, другой дорогой.
– Пусть, Волгин, пусть идет какой захочет, – лишь бы она была дальней.
– Может быть, ты и права. Но мне от этого не становится легче, потому что в одиночестве, кажется, я не смогу сделать больше ничего. Пойдем, видишь – из шахты поднимают новый корабль. Начнется посадка, провожающие будут плакать, и как бы я не последовал их примеру.
– Ты говоришь об одиночестве. А друзья? Пусть далеко, но они все же есть.
– Друзья… Они добры, но иногда кажется, что они топчут тебя ногами и жгут на костре.
– Нет, – сказала Елена. – Это они месят твою глину и обжигают ее, чтобы ты стал твердым, и звенел бы чисто, и не раскисал в непогоду. Позови их – и они придут.
– Вот я зову тебя, – проворчал Волгин. – Что толку?
– Пошли, – сказала Елена. – Нам пора.