Дальнейшие похождения Остапа Бендера

Бендер в обществе своих новых друзей прошел по деревянному уже прогнившему до черноты причалу бывшего рыбоприемного пункта и, глядя на крутые волны, перекатывающиеся у свай под дырявым настилом, произнес непонятную для своих компаньонов фразу:

— Нет, здесь так просто не отыскать белогвардейский баркас, затонувший много лет тому назад. Если и прострелить, как указано в бумагах, прямую к маяку…

— А на маяке у меня свояк, — взглянул на капитана Мурмураки. — Может возьмем бутылку и к нему? — заглядывая умиленно в глаза Остапа, спросил бывший заврыбой.

— Молчать, выпивоха! — строго бросил ему Остап. — Вот ненасытный человек. Только и знает выпить.

— Это у него после того, как его рыбоприемный пункт закрылся, — со вздохом пояснил Ворошейкин. — Простите его, капитан. — И жена от него ушла…

— Прощаю, эту печальную историю я уже слышал в пивной. Но если он будет пить, то и вторая жена уйдет от него, и третья, если такая найдется.

Вскоре теплая компания покинула старый причал для приема рыбы и направилась в город.

Остап чувствовал себя в положении настоящего капитана, которому предстоит принять корабль под свое командование. Корабль у причала. Команда построена на палубаке. Все блестит, все надраено. Боцман Исидор, корабельный кок Мурмураки, чуть ли не под ручки ведут капитана по трапу, где старпом Ворошейкин, как и положено докладывает, что команда построена и судно готово для выхода в море. А на берегу стоят родные друзья Бендера Шура Балаганов и Адам Казимирович со Звонком на руках и весело машут им руками…

Или нет. Его кровные друзья Балаганов и Козлевич в новеньких морских униформах встречают своего капитана у трапа и один из них докладывает, что корабль готов к отплытию. И радостный лай Звонка, прыгающего у ног великого предпринимателя, подтверждает это, как бы выражая напутствие к счастливому плаванию.

— У меня всегда так, — говорил Остап, посматривая на своих новоиспеченных друзей, — важное общественное дело приходится начинать вместо положенного мне летнего отпуска. Как вы сказали, мичман, фамилия адмирала?

— Кузин, — ответил Ворошейкин.

— Кузин?! Майн Готт! И он возглавляет комиссию?

— Он. Если бы вы только видели, как переживает Пристройкин. Он видно, чувствует, что его могут снять с должности.

— Оно и понятно. Ближе к делу. Завтра я буду у вас, Ким Флерович. Организовывать морской клуб буду я!

Глава XVIII. ОЧЕНЬ ПОЛЕЗНОЕ ЗНАКОМСТВО С МОРСКИМ КАПИТАНОМ СТУПИНЫМ

У отставного военно-морского капитана первого ранга Ступина была наружность совсем здорового человека. Приступы старческого психоза, выражающегося периодически командными фразами, не навешивали ему инвалидность, а скорее возрастные причуды. Было ему за семьдесят.

— Эх, возраст, — горестно шептал он часто, шевеля седыми кустистыми бровями.

И он со вздохом начинал писать очередную страницу своей будущей книги-воспоминаний. Книга была о войне на море, о героях моряках, о нем самом.

Он сидел за письменным столом у открытого окна, откуда видны были акации, с пожелтевшей от зноя листвой, крыши нижестоящих домов и дальняя синева морского простора. Южный вечер окутывал город остывающим жарким маревом.

Капитан подумал и мелким бисером написал:

«Красной флотилии пришлось вести боевые действия в сложных географических и гидрологических условиях. Глубоко в Азовское море вдаются многочисленные косы: Федотова, Обиточная, Бердянская, Белосарайская, Кривая и прочие. Берег моря изрезан десятками заливов, лиманами, низменными дельтами рек… — прервал запись, задумался. Затем продолжил — «Флотилия Врангеля на Азовском море состояла из 7 канонерских лодок, сторожевых кораблей «Николай Пашич», «Республиканец» и «Петерель», эскадренных миноносцев «Жаркий», «Звонкий», «Зоркий». А в Керченский пролив врангелевцы ввели старый линкор «Ростислав». После своего поражения этими кораблями белые и вывозили из городов Азовья бежавшую оттуда буржуазию…»— прервав запись, он снова задумался. Ему понравилось то, что он сочинил.

Ступин отвалился на спинку стула и закрыл глаза. Снова сказались жизненные старческие годы и снова в голове появились горестные мысли об ушедшей, если не молодости, то о средних своих летах, когда служил на флоте.

Очнувшись от этих мыслей, капитан снова взялся за карандаш, но в это время на веранду, рядом с его окном, вышла Леля с только что простиранным бельем.

Она развесила на канатиках вещи и заглянула к отцу через окно.

— А у нас новый постоялец, пап, — сообщила она.

— Не из моряков? — взглянул на дочь Ступин.

— Еще не знаю, но такой… — как-то хотела она выразить внешность нового постояльца, но только двинула плечами, что означало такую возможность.