Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты

Другая черта первой книги заключается в том, что многие из ведущих персонажей носят имена реально живших грамматистов и поэтов. Известно, например, что Вараручи был не только грамматистом, но и поэтом, причем поэтом, согласно джайнской традиции собиравшим песни, которые пели женщины. Он обрабатывал их и затем пел сам. Это привело к обвинению его в плагиате и, как следствие этого, к отказу в покровительстве. Панини — знаменитый индийский грамматист, Пушпадантой звали видного джайнского поэта. Катьяяна — грамматист, автор реально существовавшего и дошедшего до наших дней грамматического трактата «Катантра». Не менее подлинна и борьба различных грамматических школ, равно как и борьба вокруг судеб народных языков и литературы на них. Любопытно, что Д. Бхагават, автор фундаментального исследования «Древняя Махараштра» («Прачина Махараштра»), считает, что от эпохи битвы на поле Куру до времени жизни Вараручи «сфера действия народных языков в значительной степени сузилась. У них было два соперника — санскрит в области религии и пайшачи в области политики»[291]. Это утверждение выглядит несколько преувеличенным хотя бы потому, что в таком случае от пайшачи как от языка могло бы уцелеть гораздо больше, чем несколько известных в настоящее время разрозненных фраз, содержащих 74 слова (от родственного ему чулика-пайшачи уцелело всего 38 слов).

Что касается Гунадхьи, то, на основании данных Кшемендры и Сомадевы, он предстает в образе ученого-брахмана, оказавшегося в силу каких-то обстоятельств среди носителей языка пайшачи и ставшего в их среде чем-то вроде просветителя. Во всяком случае, благодаря его труду можно утверждать, что на пайшачи существовала литература как нечто самостоятельное и цельное — некоторое представление о ней мы можем получить, ознакомившись с кашмирскими переработками «Великого сказа», стоявшими, видимо, достаточно близко к оригиналу.

Повествовательные жанры джайнской, буддийской или какой-либо иной канонической литературы неизбежно несли на себе печать дидактизма, их функцией было поучение, как таковое. «Великий сказ» задачи непосредственно дидактической или проповеднической не имел, не обладали такой задачей и ее кашмирские варианты. Сомадева рассказывает о жизни видьядхаров, существ, живущих в воздушном пространстве, но вхожих и в мир богов, и в мир людей. Тем не менее автор всеми своими помыслами привязан к реальной жизни людей — люди играют основную роль в произведении, даже тогда, когда автор повествует нам о богах или видьядхарах.

Весь текст «Океана сказаний» распадается на четыре неравные части. Первая книга содержит рассказ о том, как возникло само это произведение. Затем четыре книги посвящены повествованию о царе Удаяне, еще одиннадцать книг — своего рода роман о его сыне царевиче Нараваханадатте и последние две, стоящие несколько особняком, — сказаниям о царе Викрамадитье. Таким образом, перед нами четыре цикла, тематически организующих богатейший фольклорный и литературный материал, использованный поэтом.

«Повесть об Удаяне» опирается на длительную фольклорно-литературную традицию. Он был, видимо, конкретной исторической личностью, обратившейся в героя многочисленных народных сказаний и литературных произведений. Ко времени Сомадевы он уже был популярным литературным героем. Достаточно назвать произведения и авторов, так или иначе обращавшихся к этому образу. Калидаса в «Облаке-вестнике» («Мегхадута»)[292] упоминает о стариках сказителях, рассказывающих истории об Удаяне. Сказания о нем включены в состав джатак и пуран. Первые собственно литературные произведения о нем — две пьесы Бхасы: «Увиденная во сне Васавадатта» и «Клятва Яугандхараяны» [293]. Далее, он же выступает героем двух пьес Харши — «Ратнавали» и «Приядаршика» [294], появляется у многих других авторов, как у тех, чьи произведения до нас дошли, так и у тех, о чьих творениях мы знаем только по цитатам или упоминаниям в трудах по поэтике и эстетике. Естественно, фигурирует он и в тех произведениях, авторы которых, подобно Сомадеве, черпали свой материал из «Великого сказа», — у Будхасвамина в «Избранных шлоках из Брихаткатха» и у Кшемендры, непосредственного предшественника, а может быть, и наставника Сомадевы. «Отрасли Великого сказа» («Брихаткатхаманджари»), завершенное Кшемендрой в 1037 г. переложение эпопеи Гунадхьи, хронологически почти вплотную примыкает к произведению Сомадевы. Их отделяет всего лишь сорок лет.

И само повествование об Удаяне, и его образ у Кшемендры и Сомадевы очень близки, и причину этого усматривают в том, что и тот, и другой, возможно, имели в руках оригинал «Великого сказа». В основном они рисуют образ Удаяны, близкий к традиционному, известному по пьесам Бхасы и Харши. Но самый важный момент для обоих кашмирских авторов в истории Удаяны — рождение его сына Нараваханадатты, которому при рождении предназначается стать верховным повелителем видьядхаров.