Дальневосточная опора прочная…

– Нет, Лёш, ты прав, но нам-то что делать? – откинулся ротный на стул.

– Выманить их надо, – влез Пузен. – Мол, некого больше бояться.

– Это как? – У меня придумать ничего не получалось.

– Сломались у вас машины, вот вы и встали, – с ходу предложил Антипов. – Да нет, они артиллерию подтянут и всё с землёй перемешают.

– Да не надо особо думать, – усмехнулся комиссар, мол, всё элементарно, а вы не догадались, как действовать. – Взвод просто растворяется в окрестностях. Шпионы наверняка сообщат, что вы ушли, но где вы находитесь, знать не будут…

На том и порешили.

Две недели мы как заведённые носились по дорогам, иногда демонстративно проезжая через деревни, но часто, наоборот, стараясь никому не попасться на глаза. Поляки на вторжение так и не решились. Бродящий непонятно где взвод броневиков их здорово нервировал. А получить удар во фланг они не хотели. Много позже мне рассказали, что председатель горкома оказался польским агентом и исправно поставлял им сведения о гарнизоне Энска из первых, так сказать, рук. И наш уход его напугал, он подумал, что попал под подозрение. И на время затаился, а поляки решили, что мы уже знаем о скором нападении. Этот план достался немцам вместе со многими другими документами в Варшаве в 39-м…

Взвод отозвали уже в начале октября, когда обстановка стабилизировалась. Обстрелы, так ненавидимые нами, прекратились в сентябре. Правда, посадники постреливали, и сумели ранить трёх пограничников. После этого нам приказали немедленно открывать ответный огонь, и оказалось, что в такую игру можно играть вдвоём. Этих доморощенных снайперов мы просто пару раз подстерегли и накрыли из пушек. Благо наконец до многих дошло, что потакать агрессору не стоит, только его ещё больше раззадоришь. Вой был – приятно послушать, особенно с той стороны кричали разные слова, но стрелять боялись. Польский погранкомиссар вначале попытался пограничникам всучить какой-то меморандум. Но те просто достали давно заготовленную папку, и лях, к всеобщему удивлению, по-быстрому ретировался.

Эпилог

В часть мы прибыли 8 октября, и сразу же меня заставили исписать кучу бумаги. Различные ведомости на топливо, запчасти, боеприпасы. Прикинув количество потраченного за время боёв и сравнив с результатом, я мстительно ухмыльнулся. Выходило, «товарищи», решившие таким незамысловатым образом «слить» нас, получили прямо противоположный результат.

После прочтения боевых донесений Ермолов приказал составить записку с выводами по изучению опыта действий мотострелковых подразделений. Хорошо хоть, не мне одному. Рядом корпели над таким же трудом Хватов, Самойлов и Угрюмов. Изучив полученный «труд», Ермолов внёс свои правки и отослал всё по команде, сумев попасть и на приём к Будённому. Всё это вызвало бурление, и после всех пертурбаций был спущен документ, согласно которому мы вновь меняем штаты.

– Значит, пушки тебе нужны? – ухмыльнулся Ермолов. После, так сказать, визита к высокому лицу у него образовалась весьма специфическая ухмылка. – А что ещё? Может, Луну с неба.

– Нет, товарищ комроты, – тут же открестился я от столь фантастической идеи. – Луну не надо, а вот самоходную артиллерию иметь не отказался бы. И заодно машины повышенной проходимости. Нам просто сказочно повезло, что дождей не было. Иначе – всё.

Вместо бронированного кулака стали бы бронированной немощью.

– Ты, Алексей, говори, да меру знай, хорошо, я тебя понимаю. То, что тобой сказано, запросто можно трактовать как подрыв боеспособности, – неодобрительно ответил мне Ермолов. – Да, ты прав, но вбей в свою голову, что слишком умных не терпят. Понял?

– Так точно! Понял. – Н-да, высунулся с прогрессорством, называется.

– И вот ещё: обрати внимание на устав. Не дразни олухов. Теперь давай показывай, зачем тебе артиллерия.

– Вот, посмотрите… – Достав карты, я начал посвящать его в тонкость войны на границе. С упором на то, что коники, конечно, здорово, но именно в моём взводе лошадки лишние.

– Логично, – признал он мою правоту. – Эх, тебе бы гаубицы…

– Я в тот момент и на старенькую трёхдюймовку был согласен.