Дальневосточный экспресс (версия 2.2) (СИ)

Парень, на четвереньках перемещается к трупу. Очень нежно, как никогда, поворачивает невесту. Ее распахнутые глаза все так же пронзительны. Выкатилась мужская слеза, по щеке скользит, вязнет в сгустке крови на разбитых губах. Его ладонь коснулась ее лба, сместилась на глаза, где пощекотали девичьи ресницы – душа суженой, отправлена в бесконечный мир сновидений.

Довольный собой убийца направляется к «коллеге», заложники провожают его исподлобья. Наемник выдвигает новые требования:

– Всем подняться! Тащите задницы в последний вагон!

Пассажиры организуются в управляемое стадо. Жениху некуда спешить, на коленях оплакивает невесту. Река из людей омывает островок скорби. Милена присаживается на корточки рядом. Едва сдерживая слезы, начинает разговор:

– Послушай. Я соболезную, но нам надо идти. Ей не поможешь.

Подавленный голос в ответ:

– Мне все равно.

– Они тебя убьют.

– Уходи сама.

– Нет, я не могу тебя оставить.

Отток пассажиров завершен. Убийца останавливается у отстающих заложников. Все внимание на Милену.

– Ты чего тут расселась!? Пошла к остальным, а то рядом положу!

Девушка получает коленом в бок, выставленная рука успела упереться об пол, прерывая падение. Милена вынуждена отступить назад. Взгляд не отрывает от парня. Его карие глаза, наполненные печалью, не стереть из памяти. Милена призывает убийцу одуматься:

– Не трогайте его!

– Тебя еще не спросил!

Вякнул другой наемник:

– Пошла от сюда!

Молодой человек аккуратно улаживает остывшую девушку, сжимает кулаки, а в голове нарастает злость. Выпрямляются колени. Парень делает рывок к убийце: для начала отводит автомат с линии огня и атакует рукопашным прямым ударом в голову. Ладони наемника сместились на ствол и приклад, оружием пытается блокировать лавину ярости. Еще один удар валит преступника на лопатках. Малообъяснимый прилив сил стимулирует наступление. Истошный вой издает «хохол». У него видны появившиеся промежутки в передних зубах. Другой наемник слышит «капитуляцию», достает пистолет из набедренной кобуры. Наведению на цель мешает затылок Милены. С размаху бьет ее по плечу. Хрупкая девушка всем туловищем обрушивается на столик обеденной зоны, далее стекает на кресло, затем на пол, где сознание так и не вернулось. Количество патронов в обойме уменьшилось на пять, ровно столько же пуль поразили спину разъяренного парня: сломали ребра, перебили сосуды, разорвали сердце – забрали только начатую жизнь. Наемник с трудом сбрасывает с себя труп. Выплевывает зубы. Окровавленная морда, говорит:

– Мать твою!.. Видал да!?

– Да заткнись ты! Лучше умойся.

Милена, очнувшись, едва выбирается из-под стола. Боится, что снова упадет. Немного подкашиваются ноги, звенит в ушах, дрожит дыхание. Картина из двух бездыханных тел на полу с огнестрельными ранениями вызывает обиду, безысходность и что самое поганое «страх».

Убийца пятой точкой сидит на ковре, продолжает плеваться кровавыми ошметками. Предложенная рука сообщника помогает подняться. Раздается выкрик в адрес свидетельнице:

– Чего уставилась!? Сука! А ну проваливай к остальным, а то прикончу!

Милена ковыляет прочь. По лестнице вниз. Жидкие линзы проливающихся слез искривляют зрительное восприятие реальности. Пройдя межвагонный переход – снова трупы: тела охранников разбросаны по вагону. Ноги перешагивают бездыханную жертву вооруженного захвата, лежащего поперек. Сильно расклешенные джинсы вытирают кровь с униформы.

В середине коридора, как будто в конце туннеля, появилась светлая надежда – так показалось на мгновение. Из открытой внешней двери сейфа виден голубоватый рассеянный свет, излучаемый стеклянным саркофагом, в котором заключен мощный механизм. Из этих не райских ворот долетает набор слов – точно не ангельских:

– Ты! Какого хрена стоишь!? Иди сюда!

Девушка идет на голос с нагловатым оттенком. За многострадальное плечо хватает Лис Милену. Обсохли ее глаза, теперь они максимально раскрыты и нет понимания, что куда-то ведут – психика испытывает максимальную нагрузку. Вот лестница опять и кроссовки отчитывают ступеньки. На этаже встречают те же лица напуганных людей, они тут же склоняют головы, не хотят быть мишенью. В желудке Милены становиться тесно – сильно тошнит. Спазм сгибает джинсовую девушку, торс прячется за спинку кресла сразу у входа на второй этаж, еще больше оголилась поясница. Завтрак вокзального «Бистро» хлещет под столик.

Через три десятка минут Хлопцов и Сурко уединились на первом этаже последнего вагона в одном из купе. Командир наемников по рации требует отчета:

– Всем доложить обстановку.

Самый смелый рапортует:

– Заложники изолированы в последнем вагоне, сотовые изъяты.

В радиоволну вмешивается беззубый наемник:

– Тут у нас был небольшой инцидент. Какая-то девка вздумала позвонить. Я ее успокоил.

В Хлопчике просыпается садист.

– Она жива?

– Пришлось пристрелить.

Сатанинская ухмылка кривит рот Хлопцову. Его интересуют подробности.

– И как это произошло?

– Она пыталась позвонить. Ты же сам сказал, что такие попытки пресекать жестко.

– Правильно! Молодец! Еще на одну москальскую сучку меньше.