Дальняя бомбардировочная...

Однако из-за того, что полеты частей дивизий не обеспечивались прикрытием истребителей, при относительной стабилизации фронта потери при дневных полетах в тыл противника становились невосполнимыми. Экипажи все больше переходили на ночные полеты. Действительно, с учетом новой сложившейся обстановки было нецелесообразно подвергать излишнему риску экипажи, отлично подготовленные для полетов днем и ночью на полный радиус в любых условиях погоды.

В то же время увеличивалась потребность в полетах в глубокие тылы противника не только с целью бомбометания, но для заброски боевых групп и разведчиков, о которых сейчас ходят легенды и создано немало правдивых фильмов, волнующих не только молодежь, но и нас, людей, имевших прямое отношение к их работе. Также возрастала необходимость в систематических полетах к партизанам. [133]

Все эти полеты требовали отличной подготовки экипажей и, конечно, умения летать ночью. Если добавить, что на нас была возложена обязанность доставлять в глубокие тылы и разбрасывать листовки на временно оккупированной гитлеровцами советской территории, чтобы народ знал правду о положении на фронтах, а не то, что преподносили немцы, доставлять и разбрасывать над территорией самой Германии листовки с сообщениями об истинном положении на советско-германском фронте, а также выполнять специальные полеты с другими задачами, то становится ясно, что личный состав одной нашей дивизии, с каким бы напряжением он ни действовал, охватить такой объем работы не мог.

Мои посещения Ставки стали практически ежедневными, так как до Кремля было всего лишь семь минут езды, а Сталин предпочитал тогда личное общение всякому иному. Каждый раз, как только возникала потребность в использовании дивизии, я являлся в Ставку, и по каждой конкретной и наиболее важной задаче принималось то или иное решение. Подчас для этого приходилось откладывать выполнение других необходимых задач из-за отсутствия экипажей.

Все чаще и чаще Сталин выражал неудовлетворенность масштабами нашей работы. Когда он меня спрашивал, согласен ли я с его замечаниями, я отвечал, что, конечно, согласен, но иных возможностей у нас нет, и вносил предложение либо увеличить число экипажей в полках дивизии, либо сформировать новые части.

Сам я считал более целесообразным увеличить число экипажей, ибо полагал, что таким образом можно удвоить состав сколоченных и имеющих боевой опыт полков. Сталин с этим соглашался, но говорил, что это не решение вопроса.

— Дивизия есть дивизия, что ты с ней не делай, а все равно всех задач ее силами не решишь. Что-то у нас не получилось с бомбардировочной авиацией. Где-то мы что-то просмотрели, а теперь за это расплачиваемся. Надо как следует подумать над этим, — говорил он.

По неоднократным высказываниям Сталина, то предположительным, то определенным, я заключил, что вопрос этот у него все время, если можно так выразиться, не сходит с повестки дня, что действия частей нашей дивизии он расценивает положительно, но объем выполняемой нами работы его не удовлетворяет.

Тогда и я стал задумываться: действительно, почему так получилось, что не хватает одного из важнейших видов авиации — бомбардировочной и не хватает как раз сейчас, когда он особенно необходим? [134] Я говорю не вообще о бомбардировочной авиации, а о дальнебомбардировочной, способной наносить ощутимые удары по глубоким тылам врага. Ведь тяжелая, а впоследствии дальнебомбардировочная авиация возникла у нас не сегодня и имеет свою историю.

Не углубляясь в далекие времена, когда в России появился первый тяжелый бомбардировщик И. И. Сикорского[70] «Илья Муромец», воевавший в Первую мировую, можно вспомнить, что Советский Союз в начале тридцатых годов уже имел тяжелые самолеты конструкции А. Н. Туполева: двухмоторный ТБ-1 и четырехмоторный ТБ-3, из которых первоначально создавались тяжелые эскадрильи, потом бригады, а в дальнейшем АОНы — армии особого назначения. Впоследствии эти воздушные соединения перешли на двухмоторные, по тому времени скоростные, самолеты конструкции С. В. Ильюшина[71], именуемые ДБ-3а, а при дальнейшей модернизации — ДБ-3Ф или Ил-4. Правда, после финской кампании армии особого назначения были ликвидированы, и взамен их было создано несколько корпусов, которые стали называться дальнебомбардировочными. Они имели на вооружении бомбардировщики Ильюшина.

Для руководства боевой подготовкой этих корпусов в Главном управлении ВВС было создано специальное управление. Корпуса имели двойное подчинение: с одной стороны, они подчинялись округу, на территории которого находились, с другой — одному из управлений ВВС. В эту систему я и пришел. Поскольку, однако, полк, которым мне вначале довелось командовать, подчинялся непосредственно командующему (начальнику Главного управления) ВВС, я этой системы двойного управления на себе не испытал.