Дальняя бомбардировочная… Воспоминания Главного маршала авиации. 1941—1945

По прибытии глав трех держав в Тегеран шах Ирана попросил аудиенцию у Черчилля и Рузвельта для приветствия гостей. Прибыв в английское посольство, он довольно долго прождал, пока вышел к нему Черчилль. Ожидание Рузвельта было менее долгим и, наконец, раздался телефонный звонок в наше посольство с вопросом, когда его превосходительство Сталин может принять шаха Ирана. В посольстве попросили обождать, чтобы согласовать время визита. Довольно быстро был получен ответ, который гласил: «Глава советской делегации спрашивает, когда шах Ирана найдет время и сможет его принять?»

Звонивший в посольство несколько растерянным голосом сказал, что его не так поняли, что шах Ирана спрашивает, когда он может приехать к Сталину. Однако последовал ответ, что его поняли правильно и Сталин именно спрашивает о том, когда шах Ирана может его принять. Звонивший сказал, что должен об этом доложить шаху.

Через некоторое время последовал звонок и посольству сообщили, что если правильно поняли и И. В. Сталин действительно хочет навестить шаха Ирана, то шах будет его ждать в такое-то время.

В точно назначенный час товарищ Сталин был у шаха Ирана, приветствовал его и имел с ним продолжительную беседу, чем подчеркнул, что всякий гость должен отдать дань признания хозяину, посетить его и отблагодарить за оказанное гостеприимство.

Вопросы внимания вообще, а на Востоке в особенности имеют определенный смысл и значение. Шах был тогда весьма молод, увлекался авиацией и получил в подарок от нас легкий самолет. Личное посещение его Сталиным еще больше укрепило те дружеские отношения, которые впоследствии многие годы существовали между нашими государствами.

Поистине, казалось бы, незначительный случай, а по сути дела – политика, и немалая…

Улетали мы из Тегерана 1 декабря 1943 года. В ночь перед вылетом из Тегерана я был вызван к Сталину. Здесь же был и Берия. Настроение у Верховного было хорошее. Высказав удовлетворение прошедшей конференцией, а точнее, результатами личных встреч и переговоров с Рузвельтом, он, смеясь, сказал:

– Как ни дрался, как ни старался Черчилль обвести нас вокруг пальца, а все-таки пришлось сдаться. Однако противник он достойный!

Президент Рузвельт, вернувшись из Тегерана и выступая в канун Рождества 1943 года в Гайд-парке, сказал о Сталине в своей речи, которая транслировалась по радио по всему миру: «Это человек, сочетающий в себе громадную, неукротимую волю и необычную широту натуры. Я считаю, что он является истинным представителем настоящей России, и я надеюсь, что мы безусловно будем очень хорошими друзьями с ним и русским народом».

…Сталин сказал, что утром нужно отправляться домой, и спросил, как мы полетим обратно. Я ответил, что полетим тем же порядком, как и сюда, только, вылетев после него, я прибуду в Баку несколько раньше, чтобы получить его указания после завершения полета. Что касается погоды, нужно приготовиться к тому, что в пути, видимо, немного поболтает, но с этим придется смириться.

Для того чтобы ясно себе представить конспирацию самого полета, достаточно сказать, что истребители, которые сопровождали самолет Верховного из Баку до Тегерана и обратно, не знали, кого они эскортировали, до объявления в газетах об их награждении. Летчики были подняты по тревоге, оказались по прилете в Тегеран в одних комбинезонах, пробыли там, не отлучаясь никуда с аэродрома, все дни конференции и, лишь возвратившись в Баку, смогли переодеться в свою повседневную одежду.

На аэродроме в Баку, еще раз высказав свое удовлетворение результатами закончившейся конференции, дав указание представить к награждению участников, обеспечивающих работу конференции, а также летчиков-истребителей, сопровождавших нас туда и обратно, Сталин сейчас же на поезде убыл в Москву.

Лишь 7 декабря было объявлено в газетах о состоявшейся Тегеранской конференции.

5 или 6 декабря мне позвонил Сталин и попросил приехать к нему на дачу. Явившись туда, я увидел, что ходит он в накинутой на плечи шинели. Был он один. Поздоровавшись, Верховный сказал, что, видимо, простудился и опасается, как бы не заболеть воспалением легких, ибо всегда тяжело переносит это заболевание. Походив немного, он неожиданно заговорил о себе.

– Я знаю, – начал он, – что, когда меня не будет, не один ушат грязи будет вылит на мою голову. – И, походив немного, продолжал: – Но я уверен, что ветер истории все это развеет…