– А как называются люди, женатые на родных сестрах?! – последовал вопрос.
– А какое это имеет отношение ко мне? – изумившись, спросил я.
– Самое прямое. Ваша жена и жена Картакова – родные сестры, вот вы и стоите горой за своего Картакова! – услышал я ответ.
При всей серьезности положения я рассмеялся.
– Чему вы смеетесь? – недобрым голосом спросил Маленков.
– Смеюсь я не над тем, что вы сейчас мне сказали, а над своим положением, в которое попадаю второй раз, при самых серьезных обстоятельствах, по одному и тому же случаю. Когда у меня на бюро крайкома в Иркутске в 1937 году отбирали партийный билет, то одним из обвинений являлось то, что жена арестованного и уже расстрелянного председателя крайисполкома, обвиненного в шпионаже, являлась родной сестрой моей жены, хотя она, моя жена, ни разу и в глаза не видела ни этого председателя, ни его жены. Сейчас я нахожусь, как становится мне понятным, в не менее серьезном положении, и опять-таки появляется уже вторая родная сестра моей жены, хотя моя жена, так же как и в первом случае, не знает и в жизни ни разу не видела ни Картакова, ни его жены. Согласитесь, что это просто удивительно, но в обоих случаях, конечно, не смешно, если не сказать большего.
– Так Картаков не является вашим родственником? – спросил уже другим тоном секретарь ЦК.
– Он не мог и не может являться мне родственником. Познакомился я с ним за две недели до войны, в Смоленске, где он уже имел семью. Картаков был тогда заместителем командира одной из дивизий дальнебомбардировочной авиации, и прибыл он туда из Китая, где долгое время находился инструктором. Не раз я с ним встречался и во время войны, вернее, в самом ее начале. Он смелый, волевой товарищ и произвел на меня очень хорошее впечатление. Затем встретился я с ним, уже будучи командиром дивизии, в Москве, где он ждал назначение. Предложил ему должность командира тяжелого дальнебомбардировочного полка, на что он с радостью согласился. Так попал Картаков в дивизию, а потом вместе с дивизией вошел в состав АДД. Вот и вся «родственная история» с Картаковым. Что касается моей жены, то она и фамилии-то такой никогда не слыхала, не говоря уже о родстве.
– А почему же вы тогда присвоили ему сразу звание полковника, когда он был лишь майором? – задала вопрос уже Гризодубова.
Я не счел нужным отвечать на ее вопрос, но, услышав от секретаря ЦК: «Да, почему же?» – ответил:
– А вот об этом, товарищ секретарь ЦК, вам следует спросить уже не у меня, а лично у товарища Сталина. Я могу вам доложить лишь, как это звание было Картакову присвоено. Находясь в должности командира дивизии, я был вызван на доклад к товарищу Сталину, где попросил назначить майора Картакова на один из полков, входящих в состав дивизии, высказав свое мнение, что он подходит для такой должности. Поинтересовавшись, кем был Карта-ков до предлагаемого назначения и услышав, что был он заместителем командира дальнебомбардировочной дивизии, Сталин высказал удивление, почему он до сих пор майор. Присутствовавший главком ВВС генерал Жигарев, которому мы тогда подчинялись, доложил, что Картаков длительное время был в Китае и поэтому ему не успели присвоить очередного звания. «Человек назначается на ответственный полк, значит, и звание ему нужно присвоить соответственное», – сказал тогда Верховный. Приказом генерала Жигарева, как заместителя наркома обороны, Картакову было присвоено воинское звание полковника. Как видите, участие мое здесь невелико, а права присваивать звание полковника я по положению не имею и теперь. Это делается лишь приказом наркома.
Я хотел перейти к дальнейшему изложению поставленных передо мной вопросов, однако Маленков неожиданно прервал нашу встречу, попрощался и уехал. Это меня крайне удивило, так как теперь я уже был совершенно убежден в том, что он еще не высказал всего, что написано было на меня в жалобе. Уехал я из ЦК, так и не представляя себе, что будет дальше и чем все это закончится. В одном я был совершенно убежден: я правильно сделал, что отказался выполнить указание об оформлении материалов по преобразованию полка в гвардейский, хотя, конечно, знал, что решение это не секретаря ЦК и все по жалобе предварительно было решено наверху, – так выражались тогда мы, говоря о высшем руководстве. Однако знал я и то, как реагирует Верховный на вымысел и клевету…
Ждать развязки событий долго не пришлось. Очень скоро я был вновь вызван в ЦК. Когда я вошел в кабинет, Маленков поздоровался со мной и, не говоря ни слова, вызвал помощника и сказал, чтобы заходила Гризодубова. Когда она подошла к столу, секретарь ЦК поднялся со стула. Встал и я.