Создание АДД
Наш полет к Варшаве Сталин хорошо знал и нередко о нем вспоминал. В заключение своего краткого обзора я высказал твердое убеждение, что ликвидация АОНов была ошибочной, ибо, находясь в руках Главного командования, АОНы, безусловно, были бы теперь в большой мере сохранены, и предложил воссоздать такую армию, если имеется возможность.
По одобрительным кивкам Сталина я понял, что он не только согласен со мной, но что у него уже есть какое-то предварительное решение и в разговоре со мной он проверял его. Беседа на этом была закончена. Через несколько дней со мной состоялся уже конкретный разговор по существу дела. Сталин спросил меня, как я посмотрю на то, чтобы мы не воссоздавали армии особого назначения, а создали авиацию дальнего действия, с тем чтобы в дальнейшем в этой авиации были созданы армии особого назначения. Сейчас же есть предложение изъять все части и соединения дальнебомбардировочной авиации из ВВС, сформировать из них, сколько получится, полки и дивизии, обучить личный состав всему, что необходимо для выполнения боевых задач, подчинить всю эту организацию непосредственно Ставке и только от нее получать все указания. И впредь авиацию дальнего действия именовать АДД Ставки Верховного главнокомандования.
Сказав все это, Сталин выжидательно посмотрел на меня. Я молчал. Мне было ясно, что речь идет о создании авиации стратегического назначения, которая должна включить в себя тысячи самолетов и экипажей, что Сталин хочет иметь мощную ударную группу в руках Верховного командования, которая могла бы решать задачи, выходящие далеко за пределы тактики и оперативного искусства.
Было очевидно, что Сталин искал решение этого вопроса не сегодня и не вчера и, подчиняя непосредственно Ставке нашу дивизию, уже в то время думал о создании АДД. Теперь эти раздумья облекались в конкретные организационные формы, и работа эта рассчитывалась не на год и не два. Такую махину за короткий срок не создашь. Ведь речь шла не только об увеличении числа самолетов и экипажей. Одновременно должны были восполняться и безвозвратные потери, на войне без них, к сожалению, не обойдешься, и исчисляются они не однозначными и не двузначными числами.
Мысли мелькали одна за другой. Последняя моя мысль – о том, что воевать мы, видимо, будем еще не один год, – была прервана вопросом Сталина:
– Ну как, вы не возражаете, если мы немного поправим и расширим ваши же соображения?
Какая же это была «поправка», когда в ходе войны фактически принималось решение о создании нового рода войск.
– Возразить тут, товарищ Сталин, нечему. Но как практически все это осуществить, над этим нужно как следует подумать. Так сразу всего не решить, – ответил я.
– Серьезные вопросы никогда сразу не решаются, – последовал ответ. – Будет издано специальное постановление о создании АДД, в составлении его и вы примете участие. Что же касается специальных авиационных вопросов, то вы по ним и внесете свои предложения.
– Тогда разрешите мне встретиться с лицом, которое встанет во главе этого дела. Я доложу ему все соображения, которые у меня имеются, и, если он будет согласен, внесем вам на утверждение.
– А мы с этим лицом и ведем сейчас разговоры, – услышал я ответ.
– Вы имеете в виду меня, товарищ Сталин?! – изумившись, спросил я.
– Да, именно вас.
Мне были известны люди, которые, не будучи специалистами в области авиации, ничтоже сумняшеся брались за руководство крупными авиационными делами, и я всегда этому искренне удивлялся, не понимая, как, например, работник станкостроительной промышленности или командир наземных войск пытается решать чисто авиационные вопросы, о которых имеет весьма относительное представление. Мне всегда казалось, что любой человек должен браться за ту работу, которую он уверенно может выполнять, отчего, естественно, будет и польза делу.
Если же человек берется за работу, которая, как говорится, ему не по плечу или попросту незнакома, можно рассчитывать лишь на счастливую случайность, которая встречается не чаще, чем остаются в живых люди, покинувшие самолет в воздухе без парашюта… Как правило, такие люди держатся благодаря коллективу товарищей, которые отлично знают свое дело, или, если такого коллектива нет, проваливают дело.
Хотя я сам был летчиком, и мне довелось в течение ряда лет быть начальником крупнейшего Восточно-Сибирского управления Гражданского воздушного флота, где работа экипажей проходила в суровых условиях Севера на многих тысячах километров воздушных трасс, все же я не представлял, как я могу взяться за ту огромную и ответственную работу, о которой шла речь.
Невольно перед глазами встал генерал Павлов, по моему глубокому убеждению, преданный Родине и партии человек, но взявший на себя дело и ответственность не по силам и возможностям и трагически расплатившийся за это.
Имею ли я право, да еще во время войны, взяться за дело, когда не чувствую в себе той уверенности, с какой обычно всегда брался за все, что мне поручали?
– Разрешите, товарищ Сталин, подумать, – после довольно длительного молчания сказал я.