Дальняя дорога

– Я не могла упустить такую замечательную возможность. Мне исключительно повезло, что удалось с ними пообщаться.

Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что Рут права, но в то время самым главным для меня было сделать ее медовый месяц интересным и запоминающимся.

– Ты пользовалась успехом, – замечаю я. – Элейн с мужем пришли в восторг, отужинав с нами. А в последний вечер нас пригласили на приватную вечеринку на озере.

Рут, воскрешая в памяти драгоценные воспоминания, молчит. Когда наконец наши взгляды встречаются, она серьезно говорит:

– Это была лучшая неделя в моей жизни.

– Благодаря художникам?

– Нет, – отвечает она, слегка качнув головой. – Благодаря тебе.

В последний пятый день выставки мы с Рут в основном ходили порознь. Не потому что поссорились – просто Рут жаждала общаться с преподавателями колледжа, а я охотно довольствовался тем, что бродил среди картин и болтал с художниками, с которыми мы уже успели познакомиться.

А потом все закончилось. Выставка закрылась, и следующие несколько дней мы посвятили делам, гораздо более типичным для новобрачных. По утрам мы бродили по округе, днем читали, сидя у бассейна, и купались. Каждый вечер мы ходили в ресторан и в последний день, когда я кое-кому позвонил и погрузил чемоданы в багажник, сели в машину, чувствуя себя довольными как никогда.

На обратном пути мы должны были проехать мимо Блэк-Маунтинс в последний раз, и, достигнув развилки, я взглянул на Рут. Чувствовалось, что ей хочется туда. Тогда я съехал с шоссе и покатил к колледжу. Рут взглянула на меня, подняв брови и явно удивляясь моему решению.

– Заглянем ненадолго, – сказал я. – Хочу тебе кое-что показать.

Я покружил по городу и свернул на знакомую дорогу.

Рут, сидя рядом со мной, начинает улыбаться.

– Ты повез меня к озеру возле главного корпуса, – говорит она. – Где была вечеринка в последний день выставки. Озеро называлось Райским.

– Там был такой роскошный вид. Я хотел еще разок посмотреть.

– Да. – Рут кивает. – Именно так ты мне тогда и сказал, и я поверила. Но ты соврал.

– Тебе не понравилось озеро? – невинно спрашиваю я.

– Мы ехали туда не ради красивого вида, – отвечает Рут. – Мы ехали, потому что ты приготовил сюрприз.

Теперь моя очередь улыбаться.

Когда мы приехали, я велел Рут закрыть глаза. Она неохотно согласилась, и я осторожно взял жену за руку и повел по гравийной дорожке к озеру. Утро было туманное и прохладное, в такую погоду вид ничего особого не представлял, но никакой роли это не играло. Остановив Рут на нужном месте, я попросил ее открыть глаза.

Там на мольбертах стояли шесть картин, написанных художниками, которыми Рут восхищалась больше всего. Людьми, с которыми она проводила так много времени в Блэк-Маунтинс – Кеном, Рэем, Робертом, Элейн и ее мужем.

– Я даже не сразу поняла, зачем ты их выставил, – говорит Рут.

– Потому что я хотел, чтобы ты посмотрела на них при естественном освещении.

– То есть картины, которые ты купил.

Вот чем я занимался, пока Рут общалась с преподавателями. И утром, накануне отъезда, я позвонил, чтобы удостовериться, что картины поставят у озера вовремя.

– Да, – ответил я. – Картины, которые я купил.

– Знаешь, что ты сделал?

Я ответил, тщательно подобрав слова:

– Я сделал тебя счастливой?

– Да, – отвечает Рут. – Но ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Я купил картины исключительно потому, что ты обожала современное искусство.

– И все-таки… – настаивает она, добиваясь ответа.

– И они не так уж дорого стоили, – твердо отвечаю я. – Тогда их авторы еще не обрели славу, а были просто молодыми художниками.

Рут склоняется ко мне, ожидая продолжения.

– И?…

Я вздыхаю, зная, что она хочет услышать.

– Я купил картины, потому что я страшный эгоист.

И я не лгу. Я купил их не только для Рут, потому что любил ее – а она любила живопись, – но и для себя тоже.

На выставке Рут преображалась. Мы уже побывали в бесчисленных галереях, но в Блэк-Маунтинс в ней пробудилось нечто новое. Каким-то странным образом усилилась чувственная сторона ее натуры, возросла природная харизма. Когда Рут рассматривала холст, взгляд ее был внимателен, на лице появлялся румянец, а все тело выражало такое эмоциональное напряжение, которое окружающие не могли не заметить. Рут со своей стороны совершенно не сознавала, насколько менялась в такие минуты. Вот почему, как я убедился, художники так охотно с ней общались. Их, как и меня, непреодолимо влекло к Рут, и поэтому они согласились продать несколько картин.

Эта эклектичная, в высшей мере чувственная атмосфера сохранилась и после нашего возвращения домой. За ужином глаза у Рут сверкали, словно она замечала то, чего не замечали другие, в движениях появилось изящество, которого я не видел раньше. Я едва дождался той минуты, когда мы вернулись в комнату, и там Рут проявила особенную страсть и изобретательность. Помнится, я думал: что бы там ни послужило поводом, пусть это продолжается как можно дольше.

Иными словами это был чистейший эгоизм с моей стороны.

– Нет, ты не эгоист, – возражает Рут. – Вот уж точно не эгоист.