Дальняя дорога

Бык вылетел наружу, брыкаясь и подбрасывая в воздух задние ноги. Пригнув голову к земле, он повернулся налево, снова заскакал, потом подскочил, так что все четыре копыта оторвались от земли, и вдруг рванул в противоположном направлении.

Прошло четыре секунды, и толпа негодовала.

– Он держится!!! – проорал один из комментаторов.

И тут София увидела, как Люка швырнуло вперед и он потерял равновесие – в то самое мгновение, когда голова быка резко дернулась назад.

– О Боже!

Тело Люка внезапно обмякло, и он свалился с быка, продолжая держаться за обвязку.

Но Страхолюдина обезумел от гнева, он утратил власть над собой и продолжал неумолимо и яростно брыкаться. Люк висел, как тряпичная кукла, мотаясь во все стороны. Когда бык вновь завертелся, Люк последовал за ним, едва касаясь ногами земли, как на карусели. К тому моменту служители уже спрыгнули на арену и отчаянно пытались высвободить руку наездника, но бык не желал успокаиваться. Перестав крутиться, он набросился на пришельцев. Бешено размахивая рогами, Страхолюдина отшвырнул одного из служителей, как щенка. Другой тщетно пытался высвободить из обвязки запястье Люка. Несколько секунд пробегав за быком, ему это наконец удалось. Освобожденный Люк рухнул на землю. Он неподвижно лежал на животе, повернув голову набок. Служитель поспешно побежал прочь.

– Он ранен! Пусть немедленно уведут быка!

А бык не желал успокаиваться. Словно осознав, что наездника на нем уже нет, и пылая яростью оттого, что кто-то вообще посмел его оседлать, Страхолюдина развернулся, не обращая внимания на служителей, пытавшихся его отвлечь. Опустив голову, он набросился на Люка и поддел неподвижное тело рогами. Двое служителей осыпали быка ударами, но Страхолюдина не сдавался. Он продолжал грозить огромными рогами распластавшемуся Люку, а потом внезапно прыгнул сверху и принялся топтать поверженного противника, вбивая его в землю.

София, онемев от ужаса, услышала крик комментатора:

– Уберите же быка!!!

Взбесившийся бык крушил копытами наездника, вколачивая его в пыль, ломая спину, руки, ноги…

Голову…

Пятеро, окружив быка, изо всех сил старались его остановить, но Страхолюдина целеустремленно продолжал топтать Люка.

Снова и снова.

Комментатор крикнул:

– Довольно!

Бык словно обезумел…

Наконец – наконец-то! – он отошел в сторону и поскакал в другой конец арены, продолжая дико взбрыкивать на бегу.

Камера последовала за быком, а затем крупным планом показали неподвижного Люка, в крови, с изуродованным до неузнаваемости лицом. Его торопливо понесли прочь.

София закрыла лицо, рыдая от ужаса и потрясения.

Глава 25

Люк

К среде головная боль немного утихла, но Люк боялся, что не сможет как следует выступить в Маконе на следующих выходных. Потом предстояло выступление во Флоренсе, в Южной Каролине, и он надеялся, что поправится к тому времени окончательно. Затем чемпионат переходил в Техас, и меньше всего Люку хотелось начинать этот этап с серьезной травмой.

Кроме того, он начал тревожиться из-за расходов. Начиная с февраля выступления требовали перелетов. Значит, ночевки в отелях. Еда. Машина напрокат. В прошлом, гоняясь за своей мечтой, Люк смотрел на лишние траты как на неизбежное зло. Он до сих пор так думал, но через полгода проценты по кредиту должны были утроиться, и Люк принялся искать в Интернете самые дешевые рейсы – и большая их часть требовала бронирования за несколько недель. В лучшем случае выигрыш после первого выступления покрыл бы стоимость поездок на следующие восемь. И ни цента на уплату долга. Речь шла не о победе ради мечты, а победе как о единственном возможном исходе соревнований.

Впрочем, подумав об этом, Люк сразу же услышал слова Софии, которая утверждала, что дело не в ранчо и даже не в матери. А в чувстве вины, которое он пытался подавить.

Был ли он эгоистом? Пока София не заговорила о выступлениях, Люк о них даже не задумывался. Дело ведь было не в нем. Он уж как-нибудь справится. Главное – помочь матери, сохранить семейное достояние. На кону стояло выживание Линды – в том возрасте, когда вариантов заработать уже немного. Люк не хотел выступать. Он делал это потому, что мать пожертвовала всем, чтобы спасти его, и он не собирался сложа руки смотреть, как она лишится ранчо.

Иными словами, он чувствовал себя виноватым. А значит, дело все-таки было в нем. Не так ли?

Вечером в воскресенье Люк звонил Софии трижды и еще три раза в понедельник. Два раза во вторник. Каждый день он писал девушке, но не получал ответа. Он вспомнил, как она переживала, когда Брайан ее преследовал, и не стал ни писать, ни звонить в среду. Но в четверг молчание стало невыносимым. Люк сел в машину, поехал в Уэйк-Форест.

Остановившись у входа в общежитие, он увидел двух одинаково одетых девушек, сидевших в креслах-качалках, – одна разговаривала по мобильнику, другая набирала сообщение. Обе мельком взглянули на него, отвернулись – и вновь подняли головы, когда поняли, кто идет. Постучав, Люк услышал в доме смех. В следующее мгновение дверь открыла симпатичная брюнетка с двумя сережками в каждом ухе.