Отклики социологов, интеллектуалов и рядовой публики на них оказались в целом значительно лучше, чем ожидалось. "Листки из русского дневника" и "Социология революции" были замечены и горячо обсуждались как с позитивной, так и с негативной точек зрения в зависимости от идеологических симпатий читателей, обозревателей и ученых. "Социальная мобильность", "Современные социологические теории", а также книги по сельской социологии были не только замечены, но и совершенно определенно создали мне репутацию ведущего современного социолога. Со временем их перевели на многие иностранные языки, они служили продвинутыми учебными текстами в университетах всего мира, ученые называли их "пионерными" и "классическими", они вызвали к жизни целый поток литературы - докторских диссертаций, книг, статей, - о теориях, содержащихся в этих моих трудах. Они же принесли мне почетные степени и членство в королевских и национальных академиях науки и искусств. Даже сейчас, тридцать пять лет спустя, их продолжают переиздавать, переводить и изучать. Короче говоря, они оказались настоящим вкладом в социологию и психосоциальные науки, продемонстрировав бОльшую жизненность, актуальность и сопротивляемость забвению, чем обычные социологические труды.
Конечно, высокая профессиональная и общественная оценка моих книг появилась не вдруг. Она складывалась постепенно в течение ряда лет. Первая реакция американских коллег и прессы на эти книги носила следующие характерные особенности:
1) как критики, так и благожелатели говорили много и горячо;
2) отклик подавляющего большинства известных американских и зарубежных социологов, экономистов и представителей других наук, включая Э. О. Росса, Ф. Гиддингса, Ч. X. Кули, Ф. С. Чэйпина, Ч. Эллвуда, К. Кэйса, Э. Сазерлэнда, Э. Хантингтона, М. Ростовцева, Ф. Тауссига, Т. Карвера, Р. Б. Перри, А. Хэнсена, Дж. Д. Блэка и других, был восторженно позитивным. В своих статьях, рецензиях и личных ко мне письмах они оценивали книги как солидный вклад в социологию и смежные науки;
3) меньшинство американских социологов пыталось преуменьшить ценность моих работ всеми возможными способами. Как я узнал позднее, часть людей, входивших в это меньшинство, даже начала умышленную кампанию по "дискредитации Сорокина". Я не знаю точно, каковы были их мотивы. На основе отрывочных свидетельств, подозреваю, что "заговорщикам" не просто не понравилась разница в наших точках зрения, им встала поперек горла моя антикоммунистическая деятельность, которой я был занят в тот период, и моя критика любимых ими теорий и идеологий. Вдобавок они, похоже, возлагали на меня ответственность за смещение профессора Л. Л. Бернарда
(*8)с должности на факультете социологии Университета Миннесоты, хотя на самом деле я никакого отношения к его отставке в 1926-1927 годах не имел. Похоже, что на меня смотрели как на одного из тех русских-эмигрантов, которые имеют мало отношения к настоящей науке, и которых посему можно и нужно ставить на подобающее место.Эта ситуация типичным образом отразилась в одном случае, который до сих пор остается неизвестным всем, кроме лишь нескольких человек, прямо вовлеченных в эти события. Один из первых "залпов" критики нанесли в рецензии на "Социальную мобильность", написанную неким Эндрю У. Линдом в "Американском социологическом журнале" за март 1928 года. Вся рецензия состояла всего лишь из 15 строк и создавала у читателей впечатление, что моя книга не представляет собой ничего значительного. Поскольку это была одна из первых рецензий, да еще в авторитетном научном журнале, она, естественно, повергла меня в уныние как предвестник моего провала. Несмотря на ее несправедливость, я решил, в соответствии со своими принципами, не реагировать на нее. После первоначальной подавленности я утешился старой поговоркой - in captu lectoris habend fata sua libelli
(*9)- и был готов принять свое временное поражение, если последующие отклики на книгу окажутся сходными с первым.К счастью для меня, в течение нескольких следующих недель поток писем от известных зарубежных и американских социологов, а затем и их рецензии и статьи дали совсем другую, очень обнадеживающую оценку книги. Среди писем самой ободряющей была короткая записка от профессора Чарльза X. Кули с приложенной к ней копией его письма к редактору "Американского социологического журнала". Текст посланий говорит сам за себя и не требует пояснений:
Дорогой профессор Сорокин!
Я написал записку профессору Бёрджесу с протестом против рецензии на Вашу книгу в последнем номере "Американского социологического журнала". Мне думается, Вам будет интересно ознакомиться с ней, поэтому, соответственно, вкладываю копию.
Профессору Э. У. Берджесу
Дорогой профессор Берджес!