Не такая уж она была и старушка, как могло показаться по телефону. Довольно бойкая и сухая дама лет шестидесяти, с вызывающим, гордым взглядом и седой гривой волос, она вошла твердым, почти солдатским шагом и уставилась на генерала пронзительными черными глазами.
Сколько ж ей было лет, когда ее осудили? Совсем молодая, наверное. И понял Вячеслав Иванович, что такую женщину никакие психушки не способны сломить, и почувствовал к ней изрядное уважение. Он попросил принести им чай с лимоном — так захотела она, пригласил за стол для заседаний, сел напротив, чтобы не чувствовала себя в официальной обстановке, и уставился вопросительно.
Любовь Андреевна покопалась в своей сумочке, достала помятый, запечатанный конверт и, протянув Грязнову, извинилась за его внешний вид.
— А есть причина для извинений? — улыбнулся Грязнов.
— Еще какая! Я ж его тут, — она показала себе за пазуху, — увозила. Там эти сукины дети, извините за резкость, хотя они достойны гораздо более сильных эпитетов, готовы были раздеть нас для обыска — не везем ли мы, видите ли, чего-то запретного! Это нас! Представляете?
— Не очень, — вздохнул Грязнов, — но искренне вам верю. Я могу посмотреть, что в конверте?
— Ради этого, собственно, я к вам и приехала. И прокомментировать события, если вы попросите. Читайте, а я с удовольствием попью вашего чайку…
Он прочитал письмо егеря Воробьева, обращенное к нему как к последней помощи в этой жизни. И стало ему горько… До такой степени, что он не мог поднять глаз на женщину. А та, словно понимая его состояние, не торопила, давая время обдумать информацию.
— А теперь вы, пожалуйста… — сказал он и, обернувшись, пошарил глазами по своему письменному столу. — Вы не будете возражать, если мы… если я закурю? У нас, вообще говоря, не курят, но иной раз так вдруг возьмет…
А я, кажется, видел вас однажды с сигаретой в руке — по телевизору.
— Я курю, могу и вас угостить, — с готовностью потянулась она к сумочке.
— Буду вам признателен, — кивнул Грязное и, поднявшись, отыскал на стеллаже идеально чистую хрустальную пепельницу, которую подвинул к Тимофеевой. Закурили, и она начала негромко рассказывать.
Ситуация была проста до изумления. В правозащитный фонд позвонила одна женщина — депутат областного Законодательного собрания — и рассказала о тех безобразиях, которые творятся в их области и в районном городке Воздвиженске. Поверить в то, о чем она рассказывала, было невозможно. Но факт есть факт. Новый звонок через день-другой подтвердил, что события происходят из ряда вон и не поддаются никакой логике. Бесконечные зачистки, избиения ни в чем не повинных людей, особенно молодежи, жуткие групповые насилия над женщинами и девушками там стали нормой. Протестующие немедленно арестовываются, и их буквально под пытками заставляют сознаваться в преступлениях, которые те отродясь не совершали. Короче, городок накрыла черная волна беспредела — Полнейшего милицейского произвола. А что же власти? А им нет дела до того, что происходит в провинции. Губернатор готовится к последним в этом году прямым выборам, и ему, естественно, требуется послушное и беспрекословно выполняющее его команды стадо. Та же задача стоит и перед мэром Воздвиженска, в чем ему активно помогают милиция, прокуратура и районная судебная власть. Жаловаться некому. Дошли до того, что в последние дни — после той кровавой катавасии, которую правоохранители устроили в районе, — людям отказывают в продаже билетов на самолеты, поезда и автобусы. Частные машины обыскивают, изымают все, что представляет личный интерес для сотрудников ДПС, водителей штрафуют и заворачивают обратно. То есть, другими словами, район буквально на осадном положении.
— Да-да, — кивал Грязное, — он пишет…
— На почте — представляете? — изымаются все письма и телеграммы, перлюстрируются и неугодные отправляются в корзинки для мусора. Люди могут звонить лишь по собственным мобильникам, если их еще не изъяли у хозяев…
— Неужели все до такой степени серьезно?
— Более чем… Нашу группу — еще двух женщин, прилетевших со мной, — вообще не хотели выпускать за пределы аэропорта. Мы устроили им форменный скандал, потребовали личного присутствия губернатора, которому мы все выскажем в лицо, после чего улетим — прямо на прием к президенту страны. Это испугало. Но за нами постоянно катались две машины с наблюдателями. Я даже не хочу описывать вам, Вячеслав Иванович, с какими трудами и хитростями мы, разделившись, каждая сама по себе, сумели проникнуть в этот Воздвиженск. А в первый день нас просто прятали у себя жители, чтобы представители власти не смогли арестовать и засадить в каталажку. А чего мы только не наслушались от людей, боже мой! — Любовь Андреевна, обхватив голову руками, качала ею. — Мы хотели записать, но поняли, что нам не позволят вывезти эту информацию. Вот только письмо и сумела спрятать, хотя эти мерзавцы уже руками ко мне лезли… Знаете, зачем я вам это рассказываю?
—Догадываюсь…