Дальняя командировка

—   Вот как? Интересно! Продолжайте, я внимательно слушаю.

—   Он просил передать вам, что приглашал вас сюда затем, чтобы вы здесь помогли нам порядок навести. Ус­тановить законность. А не сажали уважаемых людей, не угрожали им репрессиями, доводя даже до самоубийства!

По мере своей речи Гузиков распалялся, и голос его приобретал бронзовую звонкость и величие.

Это было действительно интересно. Оказывается, Турецкого сюда «пригласили»! Как жаль, что он не знал раньше... А то мучился, понимаешь — вроде явился без спросу, кругом хмурые и недовольные лица. Но теперь ситуация прояснилась. Ну что ж, тогда становится по­нятно, почему и мэр, и губернатор собираются жаловать­ся на него в Москву. И, естественно, сразу в президентс­кую администрацию, право, чего мелочиться? Ведь воп­рос серьезный! Фактически речь о президентском дове­рии будущему кандидату в губернаторы! А ну как ему не окажут такого доверия? Что тогда?

Конечно, Александр Борисович сдерживал себя, иг­рая улыбкой на губах. Но вот вопрос о доверии губерна­тору, видно, всерьез задел Гузикова. Он вмиг утратил свою заносчивость и притих. А Турецкий и не собирался с ним ссориться, у него еще оставалось здесь, в городе, слиш­ком много рутинной работы. О чем он также сказал мэру, после чего, демонстрируя свою занятость, быстро под­нялся, походя кивнул и, не прощаясь, как следовало бы — по мнению Гузикова, — покинул кабинет.

5

Встречные «телодвижения» не заставили себя ждать. Вероятно, крепко засело в мозгах Гузикова предложение покойного уже судьи разобраться с Турецким. И если сам Александр Борисович отнесся к такой угрозе отчасти даже с юмором — ему, вообще говоря, и в голову не мог­ло прийти, что этот действительно похожий на важного рождественского гуся Гузиков предпримет против него такого рода акцию, то Филипп Агеев подошел к делу бо­лее внимательно. Он, так же как и Александр Борисо­вич, понимал, что загнанный в угол хищник способен решиться на отчаянный шаг. Но Филя хорошо помнил немало подобных случаев по жизни, а Турецкий пони­мал проблему отчасти теоретически. Хотя встречался, и не раз, с такими вещами.

Словом, Филипп не стал ждать, когда вернется при­крепленный к Турецкому водитель, возивший в настоя­щий момент Грязнова-старшего, а выставил в качестве приманки себя.

К своему отлично сделанному и плотно сидящему на голове парику, а также фраерским усикам он быстро при­вык. С удовольствием демонстрировал также манеры и интонации южного человека. И каких-то проверок со стороны местных пинкертонов он тоже не боялся. Ма­шина официально принадлежала прокатной конторе, а водитель? Он мог представить целую кучу весьма темпе­раментных объяснений, если бы у него их потребовали. Не стоило также забывать и о «секретном удостовере­нии». Но требовать объяснений было некому. И Филипп теперь не скрывался вместе с Денисом Андреевичем, ос­тавшимся в «помощниках» у адвоката Гордеева, а часами просиживал в темной «девятке» возле тех подъездов, за дверьми которых в данный момент находился Александр Борисович.

Турецкий же, не скрываясь и не делая из своих посе­щений тайны, навещал по списку пострадавших от дей­ствий милиции, уточняя различные факты в их показа­ниях и готовя людей к проведению очных ставок. Конеч­но, он все больше убеждался, что всех до единого мер­завцев не выявишь, но большинство из них должны по­нести наказание. Ведь до него уже доходили слухи, рас­пространяемые в городе, что «комиссия» — так называ­ли его группу, — вполне возможно, и разберется в деле, но дальше будет как всегда. То есть накажут двоих-троих ответственных лиц, уволят из рядов пяток особо рети­вых ментов, и на том дело заглохнет. Так к чему ж тогда все эти мытарства, показания, адвокаты и прочее? Устал народ от революций, понял всю их бессмысленность в отдельно взятых райцентрах, помитинговал, получил по шее и... ушел в себя...

Александр Борисович, сталкиваясь с таким отноше­нием, старался сделать все, чтобы разубедить людей, на­поминал им, что закон существует, просто многие разу­чились им пользоваться, забыли о своих гражданских правах, и им необходимо об этом постоянно напоминать. И видел, как и неуверенность тает, и снова загораются желанием справедливости глаза, и все решительней ста­новятся обещания сказать свое слово правды...

А Филипп сидел в машине, нацепив на глаза темные очки, хотя опаляющим солнцем, что называется, и близ­ко не пахло, и задумчиво разглядывал редких прохожих. Двое из них почему-то привлекли его внимание. Чем? Может быть, своим острожным поведением?

Они долго стояли несколько в стороне, словно при­сматриваясь к его машине. Потом один исчез, зайдя за угол, а второй, горбоносый, с черной короткой стриж­кой, изображая прохожего, которому в данный момент абсолютно нечего делать, кроме как глазеть по сторонам, медленно прошелся вперед по улице, постоял на следу­ющем углу и так же медленно отправился назад.

Филя уже сообразил, что этот, скорее всего, по его душу. Ну и как он собирается действовать дальше?