«Они тут, в провинции, с ума посходили от собственного величия». — Это была первая мысль, которая посетила голову Александра Борисовича, едва он вошел вслед за обоими прокурорами в «приемную залу», где его, оказывается, должны были представить полномочному представителю президента по федеральному округу и губернатору области. Нет, можно что угодно говорить о «развращенной советской партийной номенклатуре», но та была куда ближе к народу. И здесь не потемкинская деревня, здесь все капитально. Так что пусть не пудрят мозги высоким гостям, будто все это досталось им в наследство от прогнившего бюрократического режима — в обкомах о подобных евроремонтах даже и не ведали.
Впрочем, Турецкий тут же вспомнил, что ведь в этих краях недавно побывал президент, где его наверняка пытались убедить, что кругом одна сплошная поддержка кремлевских инициатив, а если и есть проблемы, то они исключительно локального, финансового свойства. Короче, добавьте из федерального бюджета, и вы немедленно увидите, как вас полюбят здесь еще больше. И это в области с полунищим населением в подавляющем своем большинстве.
Не менее величественно выглядел и губернатор Кожаный. Хоть ростом он был и невысок, но широк в плечах, а как смотрел! Ему и пьедестал не нужен, он и на более высокого, чем сам, умудрялся смотреть как бы свысока. Но зато по сравнению с полпредом — Петром Владимировичем, все еще похожим на подростка, несмотря на то что давно уже перевалил на пятый десяток, — вот по сравнению с ним Кожаный выглядел мелковато. Приниженно. Наверное, ему крепко попало на утреннем совещании. А ссориться-то ведь с полпредом нельзя, выборы на носу. Или до Кожаного уже довели весть о том, что ситуация может круто измениться, и не в его пользу? Видимо, не без того.
Но все эти впечатления промелькнули в голове Александра Борисовича не задерживаясь — просто как констатация факта. Не обратил он внимания и на других присутствующих в зале, просто скользнул взглядом по несколько напряженным лицам, не останавливаясь ни на ком конкретно. Разве что низкорослый милицейский генерал отличался от других багрово-красным оттенком щекастого лица — вот кому наверняка перепало больше других.
Федеральный прокурор открыл рот, чтобы представить гостя из Москвы, но полпред сразу пошел навстречу Турецкому с дружески протянутой рукой и открытой улыбкой на лице, словно они были давно и хорошо знакомы. Но что не знакомы — факт. Значит, игра? Тем не менее Турецкий с такой же «искренней» улыбкой тоже шагнул вперед и пожал руку. И если глядеть со стороны, получилось так, будто они заключили между собой какой-то тайный союз против всех остальных, кто находился в зале.
По-прежнему не слушая, о чем говорил федеральный прокурор и что показалось Турецкому несколько даже нарочитым, Петр Владимирович, любезно, почти по-домашнему, взял его под локоть и, подведя к окну, негромким голосом стал задавать быстрые и короткие вопросы, на которые фактически не требовалось пространных ответов. Достаточно было кивков головы.
— Как долетели?.. Встретили?.. Накормили?.. Устроились нормально?.. Конкретная помощь требуется?.. — А вот последний вопрос: — В семье все здоровы? — Его сопроводила широчайшая, прямо-таки приятельская улыбка, после чего без паузы последовал и единственный совет: — С любыми трудностями сразу ко мне. Мы очень рассчитываем, Александр Борисович, что вам удастся в самые короткие сроки поставить в этом безобразном деле точку. И лично я — в первую очередь. Рассчитывайте на меня.
Ловко было сказано. Ни слова о том, в чем конкретно ему видится «безобразие» и, главное, что он имеет в виду, говоря «поставить точку». Наловчились, однако... излагать!
Еще раз крепко пожав Турецкому одновременно и ладонь, и локоть — ну максимально дружеский жест! — полпред оглянулся и сказал для всех остальных:
— Не стану вам мешать. Работайте, у меня дела. — И быстрым, спортивным шагом, чуть враскачку, явно позаимствованным у президента, он покинул зал совещания.
Кожаный, казалось, был слегка погашен. Но только в первые минуты. А оставшись теперь главным, стал снова расти на глазах, превращаясь в столпа. Он стоял в ожидании, когда Турецкий сам подойдет к нему, — ну точно как и предполагал Александр Борисович. И он взял да и не подошел — он вежливо склонил голову и, вытянувшись затем, прищелкнул каблуками, как это делают вымуштрованные военные.
Возникла пауза, напоминающая легкое замешательство. Наверняка у всех появилась уверенность в том, что этот помощник генерального прокурора и полпред давно и близко знакомы, — и это был новый мотив для обсуждения. Но вряд ли им в голову пришла бы мысль, что здесь только что была продемонстрирована тонкая придворная игра.
Турецкий понял, что силою обстоятельств ему, как бы невольно, предоставляется слово.