- И с тех пор ни разу не видели? - как-то совсем не официально, а по-домашнему, по-человечески изумился старший лейтенант. Изумился потому, что вдруг представил себе, что ему бы сказали, что он двадцать пять лет не увидит своего пузатого и сопливого Сергуню. Мысль была настолько нелепа, что тут же выскользнула из его головы, не было ей там места.
- Старший лейтенант, вы сказали?
- Старший лейтенант Кравченко.
- Не видели вы моей тогдашней жены, матери этого... сына. Свирепая особа. Узнала, видите ли, что я, так сказать, поддерживал некоторые отношения с ее приятельницей, и бац! Все. Как отрезала. - Он незло ухмыльнулся. - Взрывоопасная женщина. Но горда, горда! Мало того, что на развод тут же подала, сказала: "Прошу вас никогда ребенка не видеть". "Как так, - говорю, - я же отец". - "Если вы забудете о нашем существовании, я тут же напишу заявление об отказе от алиментов". Ну, я и написал. Запродал, так сказать, сына на корню. Что вы так смотрите на меня? Шучу, шучу, конечно. А если серьезнее, молод был, глуп... Ах так, думаю, пожалуйста. Не нужен я - прошу, силь ву пле. И, честно говоря, довольно быстро забыл о мальчонке. Сэкономил, наверное, за восемнадцать лет тысяч двадцать на нем, но, как видите, не разбогател. - Он обвел глазами переднюю, в которой на вешалке висели несколько курток и плащей. Темно-красные, в узкую желтую полоску, обои кое-где отстали и плавно пузырились. Данилюк вздохнул. - Так что там мой абстрактный сын натворил?
- Абстрактный?
- А какой же? Не сын, а абстрактная величина. Бином Ньютона.
- А... да ничего. Он штурман дальнего плавания. Где-то он сейчас около Гонконга.
- Гонконг, говорите, - оживился Данилюк, - гм... может, мне по-райкински напомнить о себе? Знаете, был у Райкина такой номер, человек карточки детей перебирает, путает их. Шучу, конечно. Ну а что же тогда...
- Скажите, Семен Олегович, к вам в последние дни Владимир Григорьевич не заезжал?
Старший лейтенант видел уже, что это очередная пустышка, что никакого Харина тут нет и быть не могло, но порядок есть порядок.
- Владимир Григорьевич? - Данилюк выпятил нижнюю губу, поднял глаза к потолку, посмотрел на линялый желтый потек на нем и покачал головой. - А кто это?
- Ваш... этот... - старший лейтенант всегда путал зятя с тестем и прикидывал в таких случаях, что зять это молодой. - Ваш тесть.
- Тесть, тесть... Это что, отец жены?
- Угу.
- Господь с вами. А что, старик еще жив?
- Да.
- Скажите, пожалуйста, кто бы мог подумать... Старцу, наверное, под сотенку подвалило. А... его дочь?
- Она погибла в автомобильной катастрофе в семьдесят седьмом году.
- Ска-а-жите, пожалуйста, кто бы мог подумать, интересно, зачем ей это понадобилось... Ирония судьбы или с легким паром.
- Простите за беспокойство, - сказал старший лейтенант. - До свиданья.
- Ирония судьбы, - еще раз повторил Данилюк ч с остервенением поскреб грудь под рубашкой. - С легким паром. То есть, я хотел сказать, до свиданья.
Дверь щелкнула многоголосо, сразу несколькими замками.
Старший лейтенант вышел на улицу. В голове кругилась глупость: если за восемнадцать лет он сэкономил двадцать тысяч, а алименты - двадцать пять процентов зарплаты, сколько этот тип зарабатывает? Вот какие задачки надо в задачниках печатать, а не гектары с тракторами.
Но это задачка пустяковая, не говоря уже, что никому и не нужная. Тем более выходило не так уж и много, рублей по сто в месяц. Хотя нет, много, это же только четверть, выходит, значит, по четыреста в месяц этот хмырь зарабатывал. Интересно, где такие деньги платят. Ладно. Где старик - вот это задача. Радиограмма с "Паустовского" гласила, что никаких друзей внук Владимира Григорьевича к деду не посылал. Но они приходили, это факт. Приходили и увели куда-то его, да так, что никто их не видел. Словно испарились. Он увидел перед собой майора. Майор вздохнет тяжело, поглядит хмуро и скажет: ладно, так и напиши: испарился, мол. А что делать еще? Где искать? Ждать, ждать надо. Объявится в конце концов старик, в каком-нибудь виде да объявится.
Объявился Владимир Григорьевич только через десять дней, причем так же неожиданно, как исчез. Ефим Львович шел в библиотеку узнать, не вернули ли "Новый мир" с романом, о котором все говорили, и вдруг увидел перед собой в коридоре Харина.
Все эти дни думал он о старом приятеле. Сначала казалось ему, что вот-вот появится он, откроет дверь и скажет: "А вот и я", но к исходу вторых суток начал терять надежду. Понимал, знал, что не может Володя быть в живых. Что ж, еще одно попадание в тающую шеренгу друзей, родных и сверстников. Если и не привыкать он начал к этим попаданиям - трудно к такому привыкнуть, - то давно уже научился воспринимать взмахи косы костлявой со стоическим спокойствием. Что делать...
И вдруг, когда уже совсем было примирился с потерей, увидел Владимира Григорьевича. Как шел - так и остановился, как будто на стену наткнулся.