Дальний край

Она махнула ему из окна платочком. Трам отходил, Алеша с непокрытой головой медленно зашагал в гору.

Ольга же Александровна ехала по Кампанье в красных сумерках, и вид акведуков, овец, сбившихся стадами, далеких мертвых гор погружал ее в ту певучую меланхолию, которая свойственна Риму. Ей казалось, что все проходит и уже прошло, как века, пронесшиеся над этой страной. Угрюмые развалины у города представились могильными стражами — жизни Рима и ее собственной, маленькой жизни, проходящей свой зенит, и ее любви к Алеше — быть может, тоже перегибавшейся к закату.

От вокзала она шла пешком. Рим был тих и пустынен. На via Veneto шуршали листьями платаны. Стены Велизария были безмолвны.

Вкладывая ключ в дверь пансиона, она на минуту приостановилась: слышались шаги запоздалого прохожего, да слабо, с нежной музыкой грусти, журчала вода одного из бесчисленных фонтанчиков Рима.

XLV

Хотя следующий день выдался удивительный — Рим был залит солнцем, синева неба чисто-римская, Испанская лестница в цветах, особенно черен кипарис на подъеме via Pinciana, и ослепительно сияют в лазури колокольни Trinita, — Ольга Александровна встала невеселая. Ей не нравилось отсутствие Алеши. Что-то теснило ей сердце.

Ее не развлек и завтрак в столовой, выходившей на via Veneto, в густую зелень платанов.

Как всегда в пансионах, за табльдотом подтягиваются. Идет тот безличный, пустой разговор, который никого не утомляет.

Так было и сегодня. Все же Ольга Александровна была рассеянней, мало ела — даже не отдала должного удивительному сладкому — тертым каштанам в сливках, specialite de la maison [27] , как говорила знакомая немка.

— Mais ma chere madame, — сказала она Ольге Александровне: — vous mangez comme un oiseau [28].

Ольга Александровна наскоро откланялась трем чикагским студенткам и голландскому барону — любезному человеку с лысиной, который говорил про себя, что он grand mangeur [29] — и ушла.

В столовой хохотал еще барон, рассказывая что-то веселое немке из Кельна, а Ольга Александровна вышла на балкончик, куда подали ей чай, и, глядя, как у ворот виллы Боргезе играют в орлянку извозчики, думала, что пора бы уж Алеше возвращаться.

Но прошел час, а его не было. Ольге Александровне наскучило сидеть, она вышла. Взяла в узкую уличку, вдоль стены виллы Боргезе. Минут через двадцать вышла на viale Parioli, новый бульвар, проложенный на окраине Рима. Здесь опять росли платаны, продувал ветерок, и виднелась Кампанья, далекое Тиволи, Монте Соракто. Ольге Александровне нравилось идти так, по малоизвестной дороге, в чужой стране, среди чужих людей. Она понимала, всем существом ощущала, что находится на странной, таинственной земле. Голая Кампанья, водопады и сивиллы Тиволи, серные воды, остатки священных рощ, загадочные тростники под Римом, почва вся как бы пронизанная катакомбами, дряхлая, удобренная прахом тысяч людей — все казалось легендарным. Даже зелень огородов внушала жуткое чувство: слишком уж она ярка — не на человеческой ли крови взошла она?

Эти смутные, обширные настроения отвлекли временно Ольгу Александровну от мыслей об Алеше.

Она задумчиво спускалась по дороге, описавшей овал — скоро вдали, внизу блеснул Тибр. Стали попадаться двухколески, запряженные мулом; на них везли знаменитую минеральную воду, которую любил Гете: Aqua acetosa [30]. Через несколько минут Ольга Александровна спустилась к источнику.

В углублении, отделанном с торжественностью барокко, украшенном папской надписью, из трех отверстий шла вода. Из Рима приходили старухи, дети с пустыми фиасками и подставляли их. Останавливались проезжие — все почти подходили пробовать воду.

Спустилась и Ольга Александровна. Ей пришлось ждать — целая ватага школьников осадила источник.

Малыши в черных курточках и кэпи, под предводительством учителя, наперебой подставляли кружки. Вода понравилась Ольге Александровне: кисловатая, прохладная, рожденная этой причудливой почвой.

Она села за столик в придорожной остерии, и заказала себе вина.

«Нет,» — думала она об Алеше, глядя на Тибр: «мы все-таки с ним разные люди.» Она хотела этим сказать, что была уже несколько надломленная, усталая женщина, ей хотелось покоя — мирной и ясной жизни с любимым человеком. «Да, он не таков».

Ему нужны охоты, приключения, странствия. Он соскучится с ней, несомненно.

Она взглянула вверх, и в темной синеве неба увидела небольшого ястреба, плывшего к Тиволи. «Ему нужен простор, широкий, вольный мир. Из него он берет себе, не стесняясь, что нужно».

Ольга Александровна спросила себя: хорошо это, или дурно? И не могла ответить. Ей казалось, что есть разные правды, и, быть может, в том, как живет Алеша, есть свой смысл. Все же ей представлялось, что это не высшая правда. Но она не осуждала Алешу. «Конечно, он не думает сейчас обо мне, не думает, что я жду, беспокоюсь, люблю. Он меня любит, но в эту минуту занят другим, и в его сердце не хватает для меня места».

Она улыбнулась покорной и грустной улыбкой. «Всегда для меня мало было места в сердце тех, кого я любила».