Дальний остров

Развлечением после трудов, которое пообещал мне Сюй, была VIP-поездка по почти достроенному тридцатишестикилометровому мосту через залив Ханчжоу — по самому длинному морскому мосту в мире. До этого, однако, мы побывали в процветающем городском уезде Цыси, где смотрели, как красят пульверизаторами детали вездеходов, как фрезеруют колеса мотоциклов, как формуют и искусно обрабатывают акриловое волокно «под хлопок»; экспорт из региона за прошлый год составил четыре миллиарда долларов, в нем двадцать тысяч частных компаний и только одно государственное предприятие, и так много местных жителей владеет или управляет фабриками, что постоянное население почти равняется числу мигрантов, выполняющих менее квалифицированную работу. Я немало читал о рабочих-мигрантах и знал, что многим из них нет и двадцати, но все же не был готов увидеть таких зеленых юнцов. На фабрике акрилового волокна те четверо, что составляли персонал центра управления, выглядели десятиклассниками. Двое парней и две девушки в джинсах и кроссовках сидели за плоскими экранами, глядя на структурные схемы и следя за потоками данных, и на их лицах было написано желание, чтобы посторонние поскорее ушли.

Когда мы подъехали к мосту, солнце уже садилось. Б'oльшую часть общей стоимости моста (примерно 1,7 миллиарда долларов) покрыли власти Нинбо, которые проектировали к востоку от города новую обширную промышленную зону. Мост вдвое уменьшит время пути между Шанхаем и Нинбо; после его официального открытия в мае [2008 года] по нему пронесут в сторону Пекина факел «зеленой Олимпиады». Что по пути туда, что по пути обратно я из флоры и фауны увидел только быстро улетавшую пару чаек. Каждые пять километров, чтобы водителей не усыпляло однообразие, цвет перил меняется. Посреди моста я вышел из машины и увидел мутные, серые воды, обтекающие бетонные опоры, на которых строился придорожный отель с рестораном. Мне до боли захотелось увидеть птиц, любых птиц.

Целью моей поездки в Нинбо, как я написал в визовом заявлении, было исследование производства в Китае товаров, экспортируемых в США, но я, кроме того, дал Сюю знать, что меня очень интересуют птицы. И сейчас, чтобы порадовать меня и сделать наш день полноценным, он велел шоферу ехать на запад от моста — к зоне прудов и тростниковых зарослей, которую власти Цыси решили сохранить как участок дикой природы. Немалая его часть недавно горела, и на всей этой территории, сказал Сюй, думают создать «болотный парк».

Раньше на той неделе я уже видел в Шанхае один болотный парк. Теперь я как мог постарался изобразить энтузиазм.

— Там очень часто можно увидеть японских журавлей, — заверил меня Сюй с переднего сиденья. — Власти там сажают деревья, чтобы у птиц была защита от непогоды.

У меня возникло чувство, что он слегка импровизирует, но все равно я был благодарен ему за старания. Мы ехали мимо приливно-отливных отмелей, до того голых, что казалось, будто многоклеточная жизнь еще не начиналась. Пересекли широкий канал, по которому, почудилось мне, плыли четыре утки или поганки, — но это были пластиковые бутылки. Миновали «экоферму»: рыбные пруды, окруженные домиками для отдыхающих. Наконец, уже перед самой темнотой, мы подняли с густо заросшего болота стайку ночных цапель. Выйдя из фургончика, мы стояли и смотрели, как они кружат, как подлетают к нам чуть ближе. Дэвид Сюй был сам не свой от радости. «Джонатан! — кричал он. — Они знают, что вы любитель птиц! Они вас приветствуют!»

Неделей раньше, когда я приехал в Шанхай, первое впечатление от Китая у меня возникло такое: я в жизни не видел более продвинутого места. Размер Шанхая, который при подлете явил взору абсолютно плоский пейзаж из десятков тысяч стоящих ровными рядами продолговатых домов (каждый из них при ближайшем рассмотрении оказался большим многоквартирным зданием), вопиюще новые небоскребы, враждебные пешеходам улицы, искусственные сумерки, создаваемые задымленным зимним небом, — от всего этого дух захватывало. Можно подумать, боги истории спросили: «Хочет кто-нибудь хорошенько окунуться в самое дерьмовое дерьмо на свете?» — и это место подняло руку: «Я хочу!»

Однажды во второй половине дня я в компании троих китайских любителей птиц отправился во взятой напрокат машине из Шанхая на север. Искусственные сумерки густели от часа к часу, но по-настоящему стемнело, лишь когда мы вышли из машины на рубеже Национального природного заповедника Яньчэн и, возглавляемые проводником, называвшим себя М. Карибу, двинулись по узенькой сельской дорожке. Погода стояла морозная. Все было окрашено в темные голубовато-серые тона. Из зарослей травы выпорхнула совершенно нераспознаваемая птица и улетела в темноту.

— Похоже, овсянка, — предположил Карибу.

— Довольно темно вообще-то, — заметил я, дрожа.

— Ничего, мы остатки света используем, — сказала красивая молодая женщина, называвшая себя Стинки.