Дальний остров

— Зато ты мог бесплатно летать в другие города! — воскликнула Стинки.

— Это верно, — сказал Карибу.

Но график работы никогда не позволял ему провести в каком-либо городе более суток, и поэтому он уволился. Последние два с половиной года — исследователь птиц и проводник на вольных хлебах. Стинки, недавно освоившая Фейсбук, уговаривала Карибу создать страницу, чтобы на ней рекламировать себя иностранцам. Множество европейцев и американцев, сказала она, даже не подозревают, что в Китае есть любители наблюдения за птицами, и уж тем более что тут есть проводники по птичьим местам. Когда я спросил Карибу, сколько дней он проработал проводником за 2007 год, тот нахмурился и стал считать.

— Меньше пятнадцати, — сказал он.

На следующее утро в шесть тридцать, позавтракав лапшой и рисовыми булочками с ароматной зеленью, Стинки, Шадоу, Карибу и я опять поехали в заповедник. Как и многие другие китайские заповедники, Яньчэн разделен на строго охраняемую «внутреннюю зону» и более обширную «внешнюю зону», куда допускаются посетители с биноклями и где позволено обитать и работать местным жителям. Нетронутых мест в Восточном Китае вообще очень мало, а в Яньчэне их и вовсе не наблюдается. Казалось, каждый гектар внешней зоны для чего-нибудь да используется — для разведения рыбы, для выращивания риса, для профилирования дорог, для копки канав, для резки тростника, для перестройки зданий и для всевозможных крупных операций, сопряженных с рытьем земли и заливкой бетона. Карибу повел нас к японским журавлям (пышнохвостым, величественным, находящимся в опасности), к тростниковым суторам (крохотным, с забавной головкой, под угрозой вымирания) и, по моему подсчету, к семидесяти четырем другим видам пернатых. Мы искали овсянок на берегу канала, расширением которого и укреплением берегов плитами занималась бригада рабочих. Подкатив на мотоциклах, они спросили, не охотимся ли мы на фазанов. Этот вопрос нередко задают в Китае наблюдателям за птицами, а еще их, случается, принимают за землемеров, им зачастую говорят: «Тут нет никаких птиц», их спрашивают: «А дорогая эта птица, на которую ты смотришь?»

У рекламного щита со зловещим призывом: «Осваивай земли, сохраняй водно-болотные угодья, вноси вклад в экономику», поблизости от которого крестьянин копал лопатой канаву под фундамент амбара, мы увидели клинохвостого сорокопута. Мы вторглись во двор, откуда хозяева вышли понаблюдать, как двое рабочих пытаются отремонтировать трансформаторную подстанцию, и там у кучи шлакоблоков, в нескольких шагах от нас, искал добычу в мертвой траве фантастический удод в черно-белую полоску с невообразимым хохолком. Около водохранилища, где всего двумя месяцами раньше Карибу видел водоплавающих птиц, дорогу нам преградил очень красивый мужчина — он сидел на мотоцикле и неумолимо улыбался нам, пока до Карибу доходило, что участок расчищен бульдозерами для разведения рыбы и что птиц на нем больше нет. Мы закончили день, прочесывая лес поблизости от туристического центра при водохранилище. Там по одну сторону дороги можно было бесплатно разглядывать одинокого страуса, а по другую — за четыре доллара — нескольких апатичных японских журавлей в загончике с жухлой травой и грязной водой, и можно было подняться на башню, откуда на отдалении виднелась внутренняя зона заповедника.

— Это пустырь, помойка, — с горечью сказал Карибу об окрестностях туристического центра. — Проблема с нашими природными заповедниками в том, что местные жители их не поддерживают. Кто живет с ними рядом, думают: мы не можем разбогатеть из-за природоохранных мер, не можем строить фабрики, электростанции. Они не понимают, что такое заповедник, что такое водно-болотные угодья. Яньчэн должен открыть для публики часть внутренней зоны, чтобы люди заинтересовались. Чтобы они познакомились с японскими журавлями. Тогда будет поддержка.

Штраф за самовольный вход во внутреннюю зону номинально составляет сорок долларов, но может взлететь и до семисот — все зависит от настроения полицейского. Считается, что эти ограничения сводят к минимуму человеческое воздействие на среду обитания редких перелетных птиц, но, если бы вы однажды утром в конце февраля каким-то образом все же проникли в эту зону, вы увидели бы длинные вереницы синих грузовиков, с ревом движущихся по тряским грунтовым дорогам в облаках пыли и дизельных выхлопов. Грузовики приезжают пустые, а уезжают нагруженные на высоту дома и на ширину дороги срезанным тростником. Вам легко было бы найти таких птиц, находящихся под угрозой вымирания, как тростниковая сутора, потому что их популяции вытеснены в узкие, подчистую выкошенные полосы растительности подле обширных заиленных низин, которые тянутся милями, до самого горизонта. В случае удачи вы могли бы увидеть и одну из примерно двух тысяч оставшихся на планете малых колпиц, кормящуюся на мелководье, а поблизости от нее — находящихся в опасности дальневосточных аистов и журавлей и тут же увидеть, как на прилегающем участке рабочие закидывают в грузовик связки тростника.