Дальний умысел

– Читайте между строк, – посоветовал Френсик. – Что несравненная доктор Лаут – автор «Девства». Вот что это значит.

Пипер снова поглядел на листок.

– Но ведь тут же сказано, что она не автор.

– Вот именно, – усмехнулся Френсик. – А зачем бы ей это говорить? Посудите сами, Зачем отрицать то, чего никто не утверждает?

– Не понимаю, – сказал Пипер, – это какая-то бессмыслица.

– Смысл здесь тот, что ее шантажировали, – сказал Френсик.

– Шантажировали? Кто?

Френсик запихнул понюшку.

– Вы. Вы угрожали мне, а я ей.

– Но… – Пипер никак не мог уразуметь связи. В его головенке все это не укладывалось.

– Вы грозили меня разоблачить, а я передал угрозу по назначению, – пояснил Френсик. – Доктор Сидни Лаут пожертвовала двумя миллионами, лишь бы не прослыть автором «Девства». И стоит – с ее-то репутацией!

– Я вам не верю, – проговорил Пипер. Глаза его остекленели.

– И не надо, – сказал Френсик. – Плевал я на ваше доверие. Но вот только объявитесь перед Хатчмейером живым и невредимым – и посмотрите, что будет. Все выйдет наружу и разнесется по свету. Про меня, про вас, про пятое-десятое – и не быть больше доктору Лаут влиятельным критиком. В литературном мире на нее, мерзавку, пальцами станут показывать. Вы-то тем временем будете сидеть за решеткой. И я, уж конечно, останусь без гроша – но зато хоть не придется никому всучивать ваши вонючие «Поиски утраченного детства». Все-таки утешение.

Пипер расслабленно опустился на стул.

– Итак? – сказал Френсик, но Пипер только головой помотал. Френсик забрал у него письмо и повернулся к окну. Всё, он обставил этого недотепу. Не будет больше ни угроз, ни рукописей. С Пипером покончено; пора уезжать. Френсик поглядел на бурую реку и лес поодаль: непривычный, иноземный пейзаж, пышновато-зловещий и такой далекий от уютного мирка, который надлежало оберечь от здешних посягательств. Он прошел к дверям, вниз по широкой лестнице и через пустой вестибюль. Что ж – домой и как можно быстрее.

Но когда он подъехал к парому, оказалось, что плот у того берега, а паромщика нет. Френсик позвонил в колокол, но никто не отозвался. Он немного подождал на солнцепеке. Стояла тишь, и только бурая вода похлюпывала внизу возле берега. Френсик снова сел в машину и выехал на площадь. Здесь тоже не было ни души. Черные тени жестяных магазинных навесов, беленая церковь, деревянная скамья у подножия статуи посреди площади, слепые окна. Френсик вылез и огляделся. Часы на здании суда показывали полдень. Должно быть, все обедают, однако в этом безлюдье была жутковатая мерзость запустения; черная путаница деревьев и подлеска, замыкая горизонт, наползала из-за реки; тускло голубело пустое небо. Френсик обошел площадь и вернулся в машину. Может быть, паром тем временем… но он по-прежнему стоял у того берега, и когда Френсик потянул за веревку, даже не шелохнулся. Он снова ударил в колокол. Звук точно в воду канул, и Френсику стало уж совсем не по себе. Наконец он оставил машину над пристанью и пошел тропкой по берегу реки. Тропка поплутала под дубами в мшистых бородах и привела его на кладбище. Взглянув на надгробья, Френсик повернул назад.

Может быть, взять курс на запад – и отыщется какая-нибудь боковая дорога к Восьмидесятому шоссе? «Кровавая Трасса» – это звучало теперь прямо-таки заманчиво. Но карты у него не было, и, проехав по переулкам, которые оказывались тупиками или выводили к заросшим лесным колеям, Френсик повернул назад. Может, паромщик вернулся. Он поглядел на часы: уже два, наверняка появятся какие-нибудь люди.

Люди появились. Когда он выехал на площадь, несколько угрюмых мужчин, стоявших у здания суда, сошли с тротуара на мостовую и преградили ему путь. Френсик остановил машину, опасливо приглядываясь к ним сквозь ветровое стекло. У каждого на поясе была кобура, а у самого мрачного – звезда на груди. Он подошел сбоку и наклонился к окну, обнажив крупные желтые зубы.

– Фамилия Френсик? – спросил он. Френсик кивнул. – Тебе надо к судье, – продолжал тот. – Пойдешь добром или?..

Френсик пошел добром; угрюмая компания следовала за ним по ступеням суда. Внутри здания было темно и прохладно. Френсик замешкался, но долговязый шериф указал нужную дверь.

– Судья в кабинете, – сказал он. – Заходи.

Френсик вошел. За огромным столом восседала Бэби Хатчмейер в судейской мантии; в ее лице, всегда жестком, не было ни кровинки. Френсик узнал ее с первого взгляда.

– Миссис Хатчмейер… – вымолвил он, – покойная миссис Хатчмейер?

– Для вас – судья Хатчмейер, – отрезала Бэби, – а насчет покойных лучше оставим, если не хотите без проволочек именоваться покойным мистером Френсиком.

Френсик сглотнул слюну и посмотрел через плечо. Шериф подпирал двери спиной; на поясе его явственно поблескивал револьвер.

– Нельзя ли все-таки узнать, в чем дело? – спросил он, прерывая многозначительное молчание.

Судья кинула взгляд на шерифа.

– Что ему предъявляется? – спросила она.

– Угрозы и запугивание, – отвечал шериф. – Незарегистрированное огнестрельное оружие. Запасное колесо с героином. Вымогательство. Что скажете, судья, то и пришьем.

Френсик плюхнулся на стул.