«Дальше… дальше… дальше!»

Ленин. Вы другая система координат. После всего, что произошло, я даже не хочу тратить слова на то, хорошая она или плохая, она не наша. Кого-то она устраивает, кому-то импонирует… История выяснит, где кончаются заслуги и начинаются ошибки, где кончаются ошибки и начинаются преступления. Нам же, сегодня, если думать о судьбе нашего движения, надо сказать громко и внятно: социализм да! Все осуществленные социалистические преобразования — да! Методы Сталина — нет! Нравственность по Сталину — нет!

Мартов. Милюков считал его великим государственным деятелем, сравнивал с Петром. И если поставить его в ряд русских царей, может быть, действительно, — Великий Государь?

Свердлов. В 17-м году мы начали совсем другой ряд, Октябрь дал совершенно иную точку отсчета.

Плеханов. Мнение Милюкова для меня сомнительно. За цепь хотя бы предвоенных ошибок, поразительно дилетантских, самонадеянных, ни один народ в Европе не потерпел бы такое правительство. Да он же сам говорил об этом в своем тосте за русский народ.

Спиридонова. Когда в начале войны к нему пришли соратники, он испугался, решил, что они пришли его арестовывать, а они хотели, чтобы он обратился к народу.

Дзержинский. Народ его и спас, а чем он ответил. Не успела кончиться война, и вновь заработал конвейер арестов.

Плеханов. Самодержавная власть над такими гигантскими человеческими ресурсами, как наши, при отсутствии марксистской культуры, могла породить только то, что породила.

Мартов. Фигура эта мне крайне чужда и неприятна. Но я хочу разобраться. Все-таки треть века вы со счетов не сбрасывайте. Страна построена.

Свердлов. «Победителей не судят» — не наш принцип. Нам далеко не безразлично, как построен социализм в России и какой он. Пути, методы и средства волнуют нас не меньше, чем цель, не меньше, чем победа.

Дзержинский. Страна построена. Так есть. Но не уместно ли задаться вопросом — благодаря или несмотря? Каков же потенциал у Октября, если даже в таких кошмарных условиях такие результаты? А останься армия не обезглавленной, большевики-чекисты не растоптанными и не расстрелянными, хозяйство со своими командирами, крестьяне, кооперированные добровольно, мысль нации в свободном полете, совесть, нравственность на пьедестале почета — где бы мы сегодня были?

Мартов. Я думаю, что слишком резкая постановка вопроса не всем понравится.

Свердлов. Тем, кто не хотел слышать стонов из-за колючей проволоки, — не понравится. Тем, кто любит «прелести кнута», а палку признает как универсальный метод решения всех проблем, — не понравится. Тем, кто обслуживал систему по принципу «чего изволите?», идеологическим лакеям — не понравится. Ну, и конечно, рабам, у которых слюнки текут при воспоминаниях о тяжелой руке хозяина. Но, конечно, дело не только в них… Проблема в том, чтобы миллионы людей, жившие и работавшие честно, на пределе возможностей, не подумали, не поняли нас так, что их жизнь обессмыслена.

Мартов. Мне не безразличны ваши дела. И поэтому не надо торопиться с точками над «и». Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне, чтобы вымерли родившиеся в рабстве.

Дзержинский. Я не думаю, что страна наша располагает таким запасом времени. Нарастающая сумма фактов откроет глаза тем, у кого они еще закрыты.

Спиридонова. Камни возопиют. Не боитесь?

Дзержинский. Нет. Надо, чтобы все новые поколения знали этот почерк.

Мартов. Хрущев уже пытался.

Свердлов. Хрущев был человеком, рожденным Октябрьской революцией. Конечно, прошедшим сталинскую школу, но все-таки человеком Октября. Пускай ошибался, пускай неумело, пускай непоследовательно, но он начал возврат к правде. В тех условиях это было подвигом. Мы не должны этого забывать.