Дальше фронта

В данный же момент Владимир Дмитриевич осознавал, что вот этого как раз он сделать не может. Если, конечно, не ограничиться тем, чтобы вызвать начальника Генштаба генерала Хлебникова, ткнуть пальцем в карту и приказать: «Окружить, уничтожить, разоружить и доложить! А как вы это будете делать – меня не касается». Были уже такие правители, руководили подобным образом, но конец их (и возглавляемых ими стран) обычно оказывался печальным.

Телефонные консультации с главами Германии, Франции и Великобритании успокоения не принесли.

Никто из них, разумеется, о поддержке мятежников не заявил, но тональность разговоров была примерно одинаковой (заранее сговорились, сволочи!) – «Прискорбные события в Варшаве и Привислянском крае, безусловно, являются внутренним делом Российской державы, и члены Союза будут всячески приветствовать скорейшее восстановление законности и порядка. Вместе с тем никак нельзя оправдывать чрезмерное применение силы, полностью игнорируя такие-то и такие-то пункты международных соглашений о праве наций на самоопределение вплоть до отделения, разумеется, с соблюдением всех предусмотренных процедур. С этой целью Тихо-Атлантическое сообщество готово оказать помощь и содействие при проведении консультаций и переговоров между всеми участниками конфликта (это ж надо – «конфликта»! Посмотреть, о каком «конфликте» пошла бы речь, начнись у них полномасштабные восстания сторонников отделения Шотландии, Эльзаса с Лотарингией или Бургундии!).

Кроме того, Устав Союза не предусматривает участие его членов в разрешении политических кризисов на территории суверенных государств до тех пор, пока указанные кризисы не представляют прямой угрозы самому существованию Союза и реализации установленных его Уставом задач».

Из всего этого с очевидностью следовало, что утихомиривать бунтовщиков авторитетом и силой международного сообщества никто не собирается, а вот применить санкции против России и при первой же возможности признать независимость Польши обещано со всей допустимой в дипломатии осторожностью и прямотой.

Положив трубку, Каверзнев остался сидеть перед телефоном «горячей линии», непроизвольно дергая щекой и почти смакуя охватившие его горечь, раздражение и унизительное чувство человека, вынужденного утереться в ответ на изысканное публичное оскорбление.

Зря он, конечно, предварительно не обсудил эти переговоры с Великим князем. А может быть, как раз правильно сделал.

Впрочем, определенные плюсы есть даже и в этой ситуации. Крайне облегчается принятие окончательного решения. Мосты, считай, сожжены. Продолжать руководить Россией при таком раскладе – значит выкопать себе политическую (а то и реальную) могилу практически при любом исходе. Что сдать партию полякам и «союзникам», что железной рукой привести край к покорности – в любом случае это значит влипнуть в мировую историю либо «предателем», либо «палачом». Нет ни малейших оснований продолжать цепляться за власть.

С другой стороны… Сколько уже времени сверлит мозг и душу последний разговор с Великим князем. Когда тот сделал совершенно неожиданное, в нормальных обстоятельствах даже невозможное предложение. Ему, законно избранному главе Великой державы!

Взять и вот просто так сложить с себя полномочия! Минуя все предусмотренные законом процедуры. А всю полноту власти передать Местоблюстителю, который немедленно объявит себя не кем иным, как «Олегом первым, Божьей поспешествующей милостью Императором и Самодержцем Всероссийским, Московским, Киевским, Владимирским, Новгородским; Царем Казанским, Царем Астраханским, Царем Польским, Царем Сибирским, Царем Херсонеса Таврического, Царем Грузинским и иных земель Наследным Государем и Обладателем, и прочая, и прочая, и прочая…».

Абсурд на первый взгляд в наши-то дни, в начале третьего тысячелетия. Но это на первый, а на второй и следующие?

Конституция ведь такого поворота событий отнюдь не исключает, а в некотором смысле даже и предусматривает. Что настанет вдруг какой-то «России смутный год», и потребуется для ее спасения восстановить монархию, на время или навсегда, и одновременно появится человек, правом, обычаем и собственной волей достойный возродить и унаследовать этот титул. И он его возьмет и на себя возложит. Как бы там ни сопротивлялись некоторые свободомыслящие граждане, с таким поворотом событий не согласные.

Казалось бы, кому, как не ему, премьеру и лидеру одной из крупнейших партий, прославившей себя в былые времена беспощадной борьбой против самодержавия, возглавить сопротивление поползновениям узурпатора во имя демократии и выстраданных в вековой борьбе прав и свобод?

А чем сопротивляться? Силой? Вооруженной или идейной? Ну пусть кто-нибудь предложит, где взять эту силу и эту идею! Ему же, премьер-министру одной из сильнейших мировых держав, нечего противопоставить силе, только что о себе заявившей. Парадоксально, но факт.