Дальше некуда!

Чувствую, что начинаю беситься! Есть от чего! Дать какому-то дешевому сутенеру так наколоть себя! Никому сейчас не посоветую наступать мне на ноги, потому что смельчак, который рискнет это сделать, будет долго ходить к стоматологу-протезисту.

Я еду по направлению к конторе, благодаря чему оказываюсь недалеко от улицы Годо-де-Моруа. И тогда, как и всякий раз в критических ситуациях, меня осеняет идея.

Остановив тачку у боковой двери маленького отельчика, о котором мне говорил Альфредо, захожу. Он ведь утверждал, что ходил сюда вчера вечером узнать о своей мочалке

Меня встречает пожилая дама с благородной внешностью. Она заглядывает через мое плечо, видит, что меня никто не сопровождает, из-за чего принимает меня за онаниста и хмурит свои густые седые брови.

Тогда я поочередно показываю ей два кусочка картона приблизительно одинакового размера. Первый – мое служебное удостоверение, на втором изображена морда Альфредо.

– Этот человек приходил сюда вчера вечером узнать, здесь ли его шмара Мари-Терез? Такая плотненькая блондинка.

Дама надевает на нос очки, неторопливо изучает снимок и наконец решает сказать правду, только правду и ничего кроме правды:

– Да, заходил.

– Вы его знаете?

– Это Альфредо.

Она действительно не врет.

– В котором часу это было?

– В десять двадцать.

– Почему вы так уверены?

– Когда он меня спросил, я непроизвольно посмотрела на часы. Мари-Терез всегда уходила в десять, если, конечно, не была с клиентом.

– Вы готовы повторить это в суде?

– Естественно. Кроме того, здесь был коридорный. Я его сейчас позову...

– Не нужно. Спасибо. До скорой встречи.

Я выхожу.

Опять все летит к чертям. Свидетельство хозяйки дома свиданий снимает с Альфредо все подозрения. Все доказывается математически: если он уехал с авеню Жюно в десять, а вернулся туда в десять тридцать, после того как заехал на улицу Годо-де-Lоруа, значит, у него физически не было времени сгонять в Лес, замочить свою раскладушку, отметелить беднягу Пакретта, оттащить его в кусты и вернуться в центр города.

– Ну и физия у тебя! – удивляется почтеннейший Пино, снимая правый ботинок, чтобы срезать мозоли.

– Ты носишь черные носки в это время? – иронизирую я.

– Это мне посоветовал Берю. Так незаметны дырки. Упоминание о Толстяке как будто привело в действие извилистый механизм работы случая, потому что телефонист с коммутатора сообщает мне о звонке из Куршевеля.

Голос Берюрье доносится как будто с другого конца земли.

– Это ты, Сан-А?

– Если не я, то очень хорошая имитация. Я стою перед зеркалом и могу тебя уверить, что сходство полное.

– Мне начхать на твою трепотню. Все равно за разговор заплатит французское правительство, – говорит Жирдяй.

– Как твои дела?

– Я в снегу по шею.

– Хорошо еще, что смог отыскать телефонный аппарат. А как наш человек?

– Как раз из-за него я и звоню.

– Что он делает?

– Катается на лыжах, старина, только и всего. За ним было очень трудно уследить: Едва приехав, он нацепил лыжи и рванул к подъемнику. Как я могу за ним следить в городской одежде и без лыж... А кроме того, я не умею кататься на лыжах.

– Очень важная причина, – усмехаюсь я.

– Уж какая есть, – ворчит Толстяк с альпийских вершин. – Я ненавижу снег. Хочешь верь, хочешь нет, но он нагоняет на меня неприятные чувства.

– Знаю. Ты с самого рождения против всякой белизны.

– Это что, намек?

– Нет, Берю, констатация.

– А, ну тогда ладно.

– Расскажи о твоем прибытии туда.

– Это была целая экспедиция, дружище! Если бы ты видел, какие виражи на дороге! Меня в автобусе швыряло, как мяч: влево-вправо. Видел бы ты, какая Там высота. Дома внизу, как вши. А скользина! Я подумал, что мы рухнем, и теплое вино, которое я выпил в Мутье, полезло обратно из желудка.

– Хватит лирики! Давай дальше.

– Ладно, не подгоняй меня. Я и так намучился! Значит, приехали мы на верхушку. Там даже еще не рассвело и был туман. Я вышел и стал смотреть, что будет делать наш малый.

– И что он делал?

– Взял багаж и лыжи, потом пошел в отель.

– Какой?

– Не знаю. Выше, чем мой. Я засек в какой, но названия разобрать не смог, потому что вывеска залеплена снегом.

– Ну а дальше?

– Я пошел в «Грандз Альп», как ты и говорил. Они меня встретили очень хорошо и дали комнату с видом на море.

– Чего ты несешь?

– Честное слово. Напротив моей кровати висит картина, изображающая Лазурный берег. Мне кажется, это Монако, но я не уверен. Могу спросить.

– Это не самое важное.

– Ладно, но надо же повышать культурный уровень.

– Что было дальше?

– Ну, устроился я быстро, потому что багажа у меня нет, выпил чашечку кофе, потом пошел на почту, куда поступил твой перевод. Кстати, спасибо тебе. Ну вот, значит, а потом я пошел к отелю Бержерона. Представляешь, дорога идет вверх! Я в своих ботинках на кожаной подошве три раза шмякался на землю. Предупреждаю тебя: если мне придется здесь задержаться, я должен экипироваться.

– Экипируйся.

– Записываю. Так вот, когда я подошел, Бержерон выходил с двумя парами лыж.

– С двумя парами?

– Одна в руках, другая на плече. Он сразу пошел к подъемнику...

– А потом?