Дальше самых далеких звезд

Когда-то на Земле, в далеком, очень далеком прошлом, игра называлась теннисом, настольным теннисом, но это название было давно забыто. Никто не помнил, на какой планете придумали эту игру, в какие миры ее увезли колонисты, каких иноплеменников научили держать ракетку и бить по шарику, в какие галактики отправились потом эти люди, бывшие земляне, бывшие жители Офира, Гендерсона, Планеты Башен, Зеленой Двери. Память о том исчезла, и о самой игре забыли – разве что в Архивах, собиравших всякую всячину, могла сохраниться древняя видеозапись.

Пинг-понг, пинг-понг, пинг-понг!.. Шарик стучал, летая туда и обратно, туда и обратно. Человек, отражавший удары, двигался плавно, но с неуловимой глазом быстротой. Он был невысок и худощав, как все уроженцы Полярной; тонкие губы, впалые щеки, крупный рот, темный ежик волос и узкое лицо, которому не помешала бы биопластика или генетическая реконструкция. Не уродливый и не красивый, просто лишенный ярких индивидуальных черт, того, что может вызвать неприязнь или симпатию, не говоря уж о более сильных чувствах, о ненависти или любви. Заурядные черты, незапоминающееся лицо… Но его глаза пугали: в тот миг, когда он резко бил по шарику, черная радужка расплывалась, зрачок становился огромным, тьма заполняла всю поверхность глазного яблока. Не глаза, а пара обсидиановых кристаллов…

Возможно, в Архивах были не только записи, но даже название этой игры и других забытых развлечений, изобретенных в давние годы на сотнях, тысячах обитаемых планет. В прошлом таились богатства, не нужные Миру Галактик, игры с шариком, обручем, мячом, с кеглями, клюшками, битами, игры на ледяной арене, на поле с травой или в бассейне, игры с фигурками, которые передвигали по доске, с кубиками, костями и разрисованными кусочками картона. Их описания хранились в Архивах, но играть самому и смотреть видеозапись – такие же разные вещи, как живое искусство и память о нем. Архивы помнили, Монастыри знали, умели и обращали знание к собственной пользе.

Для этого была немаловажная причина. Земельные угодья, мастерские и космические производства, которыми владели Монастыри, давали работу послушникам и рядовым монахам, миллионам принявших обет безбрачия, лишенных пола, дома и семьи. Но в жизни есть и другие радости, кроме труда, благочестивых размышлений и служения божеству, и им нужна какая-то замена. Святые Отцы и адепты высшего посвящения занимались метафизикой, метемпсихозом и изучением Тайн Бытия; это так поглощало их, что многие продляли жизнь с помощью реверсии, хотя такая практика в Монастырях не поощрялась. Для остальных игры были отличным приложением творческой и физической энергии; кому-то нравилось гонять мяч, кому-то – двигать по доске фигурки, бросать кости или развлекаться картами. Это спасало от сожалений о потерянном, и потому игры в Монастырях процветали.

Туда и обратно, туда и обратно, туда и обратно… Пинг-понг, пинг-понг, пинг-понг…

Но брат Хакко не сожалел о прошлом и занимался игрой вовсе не от скуки. Собственно, то была еще не игра, а ее преддверие, всего лишь разминка. В огромном зале он находился один. Хотя на сей счет не имелось распоряжений от отца-настоятеля, братья, по молчаливому уговору, старались ему не мешать и вообще не попадаться на глаза. Для этого были все возможности – монастырь, крупнейший на Полярной, занимал огромную территорию у внутреннего моря Краффи, и в парке, окружавшем монастырские строения, хватало уединенных мест. Много лет назад, когда Хакко, став адептом, удостоился кое-каких привилегий, он выбрал башню на скале, что нависала над морем, и поселился в ней с двумя учениками. Ученики, отбыв положенный срок, уходили, кое-кто даже покинул Полярную, отправившись в обители в других мирах, но брат Хакко пребывал на той же скале у морского берега. Правда, и ему случалось странствовать по Великим Галактикам, когда была нужда в его искусстве экзорциста. Обычно ему поручали миссии умиротворения, ибо он мог изгнать из души человека любых зловредных тварей – гордыню, тщеславие, ненависть, жажду убийства и, разумеется, непочтительность к Монастырям. Иногда такие процедуры требовали экстраординарных мер, но брат Хакко крови не боялся.

Вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад… Внезапно он отбросил ракетку, его зрачки расширились, рот приоткрылся, сделавшись узкой щелью, пересекающей лицо. Он замер в неподвижности, но шарик, как и прежде, летал над столом, иногда так стремительно, что в воздухе на миг появлялась белесая полоска. Звук изменился – теперь слышались только удары о стол: понг, понг, понг! Брат Хакко отбивал шарик усилием воли, и это было гораздо проще, чем прыгать и приседать с ракеткой. Он упражнялся в таком режиме несколько минут, потом остановил шарик над своей половиной стола и резко выдохнул. На стол посыпались осколки пластика.