Дальше живите сами

— Я — доктор Рауш из отделения гинекологии. — Он поворачивается к Уэйду. — Мистер Фоксман?

— Нет, — отвечает Уэйд.

— Я — Фоксман, — отзываюсь я.

— Очень приятно, — формально говорит доктор Рауш и снова переводит взгляд на Уэйда: — А вы кто?

— Он — любовник моей жены.

— Заткнись, Джад. — Джен морщится и закрывает глаза. — Не надо сейчас.

— У нас непростой сюжет, — говорит Уэйд, протягивая врачу руку. — Уэйд Буланже.

— Тот самый? С радио?

— Боюсь, что да.

Доктор Рауш улыбается:

— Моя жена вас терпеть не может.

— Типичный случай, — кивает Уэйд.

— Моя жена, к сожалению, не типична, — говорю я.

Доктор Рауш смотрит на меня неодобрительно, словно я порчу ему праздник.

— Что ж, — говорит он, вынув из кармана резиновые перчатки. — Вообще-то у меня язва, а смена длится сутки, так что вы меня в ваши проблемы не втягивайте. Подождите-ка оба за дверью.

— Но я — отец, — возражаю я.

— Поздравляю. А теперь выйдите из смотровой.

16:55

— Похоже, мы с тобой попали в переплет, — говорит Уэйд.

Мы стоим у стены в переполненной приемной. Тут, судя по всему, собралась целая команда Младшей лиги вместе с родителями: ждут, когда врачи осмотрят их травмированного товарища. Двое ремонтных рабочих поддерживают третьего — нога у него обернута в промокшее от крови полотенце. Телевизор закреплен чуть ли не под потолком, смотреть можно, только задрав голову. На экране готовят суфле.

— Этот, как ты выражаешься, переплет — моя жизнь. Моя семья.

— Джен теперь и моя семья.

— Джен — временный чехол для твоего елдака.

— Не смей так о ней говорить.

— Я не о ней, сволочь. Я — о тебе.

— Да что ты обо мне знаешь?

— Знаю, что ты кончаешь холостыми.

— Твою мать!

— Эй, мужики, — окликает нас один из папашек маленьких спортсменов и кивает на детей: — Языки придержите.

Но нас уже несет, и дороги мы не разбираем.

— Я знаю, что ты задерешь любую юбку в пределах досягаемости: практиканткам, рекламодателям, спонсорам или лучше дочерям спонсоров — одной, между прочим, даже восемнадцати не было, я это точно знаю. Еще я знаю, что Джен ты скоро бросишь, потому что такое ярмо, как чужой ребенок, тебе на хрен не нужно. Я знаю, что ты все это время молился, чтобы был выкидыш, а сейчас взвешиваешь, как бы половчее выпутаться из этого дерьма. Я знаю, что тебе жуть как хочется выглядеть приличным человеком, но в душе ты подозреваешь, что ты на самом деле то еще говно, и я это подтверждаю — с полной ответственностью. Ты — пустой, бездушный, бессодержательный тип. Поэтому тебя самого все будут иметь во все места, тебе будут платить за ту похабщину, которую ты несешь в эфире, а потом на твое место придет такой же мудак, только покруче, и тебя спишут вчистую. Ты станешь старым, облезлым, тебя все забудут. Сдохнешь один, под забором.

Теперь уже на нас, понятное дело, пялятся все без исключения. Родители детишек — в полном шоке, а дети ловят кайф, оттого что взрослый дядя сказал так много плохих слов сразу. Рабочие невозмутимы.

— Ну как? Полегчало? — с кривой усмешкой говорит Уэйд. Видно, решил сожрать все, что я говорил, и утереться.

— Ни капельки.

— Это плохо. Классная была речь.

— Ты можешь помолчать, а? Заткнуться можешь?

— Я не соблазнял ее, Джад, — говорит Уэйд. — Даже не думал. Ничего подобного.

— Прошу же помолчать! А ты делаешь ровно наоборот!

— Она была одинока, обижена, растеряна. И все это с ней сделал не я, а ты. Своими руками.

— А ты и рад, воспользовался шансом.

— Воспользовался, не отрицаю. Она красива, а я не железный. Я заступил за некую черту. Но помни, в этом деле всегда участвуют двое. Она никакая не жертва. Поверь, я сам обалдел, когда это переросло во что-то серьезное. Ты, конечно, можешь и дальше меня ненавидеть, я бы на твоем месте так и делал, но помни — это она за мной бегала, а не я за ней. Инициатива была ее. Ты это и сам знаешь, и не стоит закрывать на это глаза.

— Это дела не меняет! Хочу, чтоб ты сдох!

— Ты не одинок. Занимай очередь.

И тут я все-таки решаю ему врезать. Я уже нападал на него, дважды, но особого удовлетворения мне это не принесло. Сейчас мне хотелось физического контакта, чтобы кость хрястнула об кость. Однако перейти от разговора к драке так же непросто, как от флирта к поцелую. Надо совершить эдакий затяжной прыжок, отринуть все запреты, отдаться порыву.

Но я это делаю. Сначала, чтобы сократить расстояние между нами, тычу в него пальцем и ору:

— Так ты меня не понял, тупой ублюдок?

Одновременно я подхожу все ближе, пока мой палец не оказывается почти у его носа. Уэйд, естественно, откидывает мою руку и… Вот он, шанс! Жаль только, что я тыкал в него правой рукой, теперь придется бить левой, а она у меня послабее. Бью. Уэйд инстинктивно уворачивается, и первый неловкий удар приходится ему в плечо. Черт побери!