Дама и лев

Новиций, как представлялось усталой от борьбы Аэлис, преисполненный излишнего рвения, пытался добиться, чтобы она как можно меньше перемещалась. Она добавила:

– Послушайте, добрый брат, я всего лишь хочу добыть воды и немного мыла, чтобы выстирать одежду и не опозориться перед тем, кто приедет за мной из Сент-Нуара. Не такое уж это опасное намерение, вам не кажется?

Не ожидая ответа, она попыталась открыть дверь, но остолбенела, когда новиций железной хваткой взял её за руку выше локтя и отвёл обратно к лежанке, на которую и толкнул без церемоний. Сидя на лежанке, не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на покрасневшего Рауля.

– Извините. Госпожа, я настаиваю, это приказ самого аббата. Я велю, чтобы кто-нибудь из мирских братьев принёс всё, что вам надо, но сам не имею права оставлять вас одну ни на минуту, – он прикусил нижнюю губу.

– Славный брат Рауль! Воистину, ваша преданность долгу похвальна, – на лице Аэлис страх сменился облегчением, что встревожило новиция, хотя он сам толком не понял, почему. – Думаю, есть выход, при котором каждый из нас сумеет выполнить свой долг. Почему бы вам не пойти со мной за тем, что мне нужно? Если аббат не желает оставлять меня без присмотра, то, следуя за мной по пятам, вы безупречно исполните его пожелание, а я не буду чувствовать себя пленницей в стенах этого святого монастыря. А когда я вернусь в Сент-Нуар, не премину заказать молебен в благодарность за заботу, которой окружили меня братья цистерцианцы из Мон-Фруа в час нужды и горя.

Тонкий намёк на будущую благодарность, которой Аэлис из Сент-Нуара собиралась облагодетельствовать Мон-Фруа, не прошёл незамеченным, ведь Рауль, хоть и был всего лишь новицием, получил хорошее образование, изучал тексты античных классиков (те из них, что одобрены Святой Матерью Церковью, за исключением нескольких страниц из Овидия, прочитанных им ночью тайком при свече), к тому же он был совсем не глуп. С таким же успехом, как заказать благодарственные молебны за Мон-Фруа, Аэлис, если её что-либо не устроит, могла подать официальную жалобу епископу Шартрскому, которому подчинялся монастырь. Рауль сознавал, что жалоба была бы принята неблагосклонно, но, кто знал, куда в конце концов выведет кривая церковного суда. Он взвесил все за и против: злоупотреблять принуждением по отношению к дочери столь знатного господина, как Сент-Нуар, и избежать её жалоб невозможно. На стороне девушки было явное преимущество. Да и в конце концов, единственное, чего она хотела – умыться, и Бог, без сомнения простит ему, если он позволит ей небольшую прогулку. Он вздохнул и тихо проговорил:

– Лучше всего нам пойти в трапезную мирских братьев. Там сейчас, наверное, никого нет, все в церкви на вечерне.

Аэлис поняла, что победила. Эта маленькая победа наполнила её сердце детской радостью: за столько времени впервые ей не пришлось уступать. Она распрямила спину, как будто ей предстояло дефилировать на виду у всего королевского двора Франции, и вышла из кельи в сопровождении смирившегося новиция. Они молча шли по коридору, предназначенному для мирских братьев, и дошли до трапезной, которая и в самом деле была пуста. Рауль подошёл к шкафу кладовой и достал из кармана рясы тяжёлую связку ключей. Выбрав один из них, он открыл шкаф. В нём хранились соль, мёд, немногие специи, которыми повар приправлял постную пищу братьев, и мыло. Завтра придётся поговорить с келарем, чтобы он не думал, что мыло украли. Он отдал кусок мыла Аэлис, а она взяла кувшин с водой с длинного стола, за которым обедали мирские братья.

– Теперь нам надо вернуться, – сказал Рауль.

Девушка замерла, как будто ей явился святой или, скорее, как будто она узрела злого духа. Её глаза возбуждённо блестели, а бледные щёки порозовели. Она пристально смотрела в угол зала, и Рауль не мог понять, что такого удивительного было в стопке ряс, сложенных рядом с корзиной для грязного монашеского белья. Он испытал искушение выругаться: нельзя было терять времени, каждый миг, проведённый в общих залах и коридорах, таил в себе опасность. Он позвенел ключами, чтобы привлечь внимание девушки. Она обернулась, посмотрела на него, и выражение её лица так взволновало его, что он испугался. Во взгляде Аэлис читалась смесь странной решимости с чем-то вроде стыда. Рауль выронил ключи.

– Проклятье! – воскликнул он. Придётся прочесть лишний раз Pater Noster за сквернословие. Он наклонился, чтобы подобрать ключи, и стал шарить по холодным терракотовым плитам пола: в трапезной было темно. Найдя ключи, он собрался было выпрямиться, но вдруг услышал сухой стук. Потом вода из кувшина растеклась по его одежде, а осколки посыпались на пол. Последнее, что он услышал, были лёгкие быстрые шаги, будто рысь или пантера искала выход из клетки.