Дама непреклонного возраста

Зинаида приосанилась. В сыскном деле она считала себя матерым волком: раскрыла же одно преступление, а чем это хуже? И мозги у нее варят получше Татьяниных. И начальником по кадрам быть очень хочется, то есть менеджером. А там кто его знает, может, и ее в Англию возьмут, не одному же Игнатию Плюху по заграницам мотаться.

При воспоминании об Игнате губы у Зинаиды невольно растянулись в блаженную улыбку, а потом скорбно провалились вниз. Это ж надо – он на Нюрку клюнул! Нет, определенно надо себя загрузить новой работой!

– Татьяна! Я думаю, нам прямо сейчас надо отправиться на место преступления. Я имею в виду – в театр, – решительно поднялась она.

– Ты чего? Чаю обпилась? – чуть не подавилась Боева. – Кто тебя туда пустит, в театр-то? Сегодня же суббота! А у нас, если показов нет, никого по субботам в театр не пускают, таково распоряжение Ивской.

– Слушай, а чего тут думать? – вдруг сообразила Зинаида. – Может, сама Ивская все и творит? Убивает, избивает…

– Ой, ну ты совсем… – обиделась за начальницу Татьяна. – Да на фига ей такое надо?! Знаешь, она у нас какая, Елена Сергеевна! Да она… Она мухи не обидит!! Она – святой человек, чтоб ты знала! Нет, надо же такое выдумать! Ты вот людей не знаешь, а еще судить берешься!

– А я тебе говорю, самые коварные преступники – как раз те, на которых никто подумать не может. Вот ты вспомни: мы когда в ресторане работали, на меня кто-нибудь мог подумать, что я личной водкой торгую?

– А чего думать, мы все знали! – вытаращилась Татьяна. – И директор знал. Он тебя еще шельмой криворукой обзывал, потому что никак поймать не мог.

– Вот сволочь. Почему же криворукой, если я очень даже напротив – ловкость рук проявляла? – перекосилась Зинаида. – Ну да неважно. Короче, вашу Ивскую проверить не мешает. Может, прямо к ней и сходим?

Татьяна уже не рада была, что втянула Корытскую в это дело. И что ее к начальству-то тянет?

– Тань, собирайся, пошли к директрисе в гости!

– А тебя Ивская приглашала? – глядя куда-то в окно, невинно поинтересовалась Татьяна. – Нет? Так и нечего навязываться. Ты вот только пришла – и сразу по домам шастать… Так кого угодно спугнуть можно. Ивская же не дура совсем, она сразу смекнет, что ты ее подозреваешь. Если виновата, потом к ней и не подберешься, а если нет, тогда преступник насторожится. Нет, тут надо что-то другое придумать.

– Тогда давай я Вадьку твоего допрошу – должен же он был видеть, кто его мутузил!

Татьяна пожала плечами.

– Я уже его спрашивала. Ничего он там не видел, но… может, ты как-нибудь по-особенному спросишь… Пойдем. Только ты это, сильно его не травмируй, постарайся аккуратненько, с подходом…

– За кого ты меня принимаешь!

Вадька не спал. Он уныло созерцал по телевизору какой-то молодежный сериал и тянул через трубочку сок.

– Вадь, вот тут с тобой тетя Зина хочет поговорить, про бухгалтерские отчеты. Отвлекись на минутку, а?

Вадик охотно отвлекся. Он даже немного пошевелился, пытаясь устроиться поудобней. Зинаида уселась к нему на кровать, положила свою огромную ладонь на руку паренька и с улыбкой милой тетушки начала «издалека»:

– Кто тебя избил, Вадик?

Парень перевел взгляд на мать, а потом снова уставился на Зинаиду:

– Не знаю. А как это связано с отчетами?

– При чем тут отчеты? Я что, похожа на бухгалтерскую мышь? Меня интересует, кто тебя так разукрасил, а ты про отчеты… – начала нервничать Зинаида. – Лучше напрягись и припомни: как они выглядели, что говорили…

Парень отвернулся к стене, вздохнул и коротко буркнул:

– Не видел я, как они выглядели. Они сзади подбежали, сначала с ног сбили, а потом давай битой по ребрам… по голове еще тоже, потом, кажется, по почкам… я не помню, сознание потерял.

– И что, они все молчком, что ли, махались?

– Нет, матерились еще. Вам маты передавать?

– Спасибо, меня уже материли. А вот мама твоя говорит, что там про театр упоминали? – напомнила Зинаида. – Надпись опять же…

– Ну, да, было что-то… Вроде «забудь про театр» или «не суйся в театр», что-то такое. А, вспомнил! «Хрен тебе, а не место в театре!» – вот что говорили. А надпись мне сделали, когда я без сознания был. И переодели тогда же, иначе бы я не дался. Да я вообще помню только, как на остановке стоял, а потом кто-то сзади набежал, и удары посыпались. Очнулся я, когда вы мне на больное ухо ногой наступили. В общем-то, от боли и очнулся. Я даже по телефону маме не смог позвонить – не успел. Мам, дай снотворного, а то чего-то опять…

– Все-все, Вадик, уходим. Зин, пошли. Пошли, говорю! – зашипела Татьяна и потащила подругу из комнаты.

Усадив Зинаиду снова за стол, Боева недовольно нахмурилась:

– Ведь говорила тебе – осторожненько надо. Он знаешь как переживает! Да еще и боли эти… А ты – прям как топором!

– Я и так осторожненько, – оправдывалась та. – Я ведь не спросила: «Как же ты теперь калекой-то жить будешь?», или «А не задет ли мозг?» Я вполне тонко подошла. И по делу. А как еще расследование-то проводить?